— Обязательно, — кивнул отец и кинул на рядом стоящую жену обеспокоенный взгляд.
Радан это проигнорировал и посмотрел на догорающие палки, в которых ещё виднелся танец жёлтого огня.
… Глубокий вдох. В ушах тихий звон. Прямой невидящий взгляд, ладони, сжатые в кулаки.
Пустота — всё кругом умерло; потеряло краски и очертания; всё слилось в одну крохотную точку. Финал, продолжения не будет.
Душа разрывается в мелкие клочья. Её беззвучный голос стонет в агонии.
Радан смотрит на женщину лет сорока. Кудрявые волосы, маленькие глаза. В них только испуг ответственности за смерть ребёнка. Больше ничего. Ни сожаления, ни сострадания.
«Нет, она врёт. Мая — жива».
Он хочет отвернуться и отправиться на поиски пропавшей девушки, но отец не пускает, крепко прижимает его к себе. Радан не желает подчиняться и вновь пытается вырваться изо всех сил. Внутри бушует пустота, её ничем не заполнить. Мая бесследно пропала.
… Под ногами обуглившиеся дрова, а на них сажа и пепел. В глазах стоит зима — зима мёртвой веры. В золе дотлевают несбывшиеся грезы, замирая в холодной агонии.
Он стоит посреди пепелища — безликого и ледяного. В небо взмывает ворон. Радан остекленевшим взглядом смотрит сквозь пелену застывшего отчаянья, как птица летит к горизонту. Свободная. Живая. Она не знает горя. Солнце медленно клонится ко сну, оставляя за собой на небе шлейф ярких размытых полосок огня заката.
Шаг вперёд, и, по сердцу полоснув ножом, рассыпались прогоревшие доски. Шаг второй — тот же звук, но боль острее. Шаг третий — Радан почти закрыл глаза от осознания невыносимой потери, как видит среди пепла что-то серебряное и знакомое. Нагнувшись, он берёт предмет в руки. Оттирает от пепла. Ключ. Она была здесь. Она умерла. Пропала последняя мизерная надежда на чудо.
Он садится на корточки и сплетает пальцы рук, зажав между ладоней гибель иллюзии чуда. Голова падает на грудь. Из глаз не текут слёзы, но сердце обливается кровью. Дыхание срывается.
Её больше нет. Её не вернуть. Всё умерло. Ничто не имеет значения.
… Радан чувствует на себе пристальный взгляд. Знает, кому он принадлежит и как он выглядит. Это взгляд бездонной пропасти и кромешной тьмы. Тонкие губы сжимаются. Чувствует, как взор ненавистных ледяных глаз невесомо липко обволакивает каждую его клетку. Прожигает насквозь и обращает в прах. Плач ветра стоит между ними.
Радан не спеша оборачивается. Видит напротив себя юношу с бледным лицом. У него высокие скулы и глаза тенаровой сини. Тонкие лучи уходящего солнца превращаются в капельки вечерней росы — в хрустально-чистые слёзы.
Нет ни вдоха, ни выдоха — лишь мёртвая тишина. И сладкий запах цветущих роз Болгарии. Ветер касается щёк. Никто не решается нарушить молчание. Но стоит между Раданом и его соперником пронести на миг спичку, и она воспламенится.
Секунда, две — глазами сказано больше, чем можно было бы словами. Руки Радана опускаются в карманы.
— Ты был ей дорог, Огниан, — он не решается назвать имя той, которую потерял навечно. — Она говорила, что твои родители недавно погибли в несчастном случае, — Радан сделал шаг вперёд. — Ты не показывал ей своей боли, но она знала – ты нуждаешься в том, чтобы тебя любили, чтобы у тебя была семья.
Сирота продолжал молчать. Его прямой холодный взгляд несокрушим.
— Она хотела, чтобы мы стали друзьями, — бесцветно произнёс Радан. Губы оппонента изогнулись в улыбке, что была со вкусом яда. — Мы не сможем стать ими, — чётко и непоколебимо. — Хоть нам больше и нечего делить, — на последних словах его голос стал глуше. Перед взором встала ночь полная огня и боли.
— Я бы так не сказал, — словно насмехаясь, сказал Огниан.
Радан вопросительно приподнял бровь.
— Ирония судьбы, — делая шаг вперёд, бывший соперник склонил голову набок. — Лозен не был мне родным отцом.
И снова тишина. И снова игра глазами.
Радан до сих пор слышал ту тишину, в которой тебя разносит на куски, как в бездушном пространстве.
… Выпад резкий, но Огниан ловко уходит от летящего в челюсть кулака. Ухмыльнувшись на долю секунды, он наносит Радану удар в бок по дуге снизу вверх. Но кулак проходит по касательной и не причиняет ощутимого вреда. Ладони Радана, подобно объятьям терновника, смыкаются у основания шеи Огниана. Тот начинает хрипеть, задыхаясь. Бьёт головой в лицо Радана и впивается руками в его плоть, раздирая её ногтями.