Он показывает мне четыре пальца, чтобы я сам увидел, как много существует резонов меня уволить. Увидел и ужаснулся.
— Четвёртая причина заключается в том, что я не желаю слышать вопли со стороны членов полит… — он спотыкается и многозначительно показывает пальцем в потолок. — Так и быть, пиши заявление по собственному и можешь без отработки, прямо с понедельника уже не выходить.
— А Новицкая здесь причём?
— Новицкая? Так от неё тоже толку мало. Работа медленно очень идёт. И вместо того, чтобы требовать от подчинённых самоотдачи, она им всячески потакает. Но это и понятно, учитывая, что будучи ещё первым секретарём горкома… крутила роман с несовершеннолетним. Да, Брагин? Не думал, наверное, что эти дела всплывут когда-нибудь? Ну, теперь зато будешь знать, что ни одна бумажка в нашем мире не исчезает. А однажды подшитая бумажка, живёт в веках. И у меня этих бумажек много.
— Стыдно, Борис Николаевич, сплетни распространять, тем более такие, низкого пошиба. Сплетни и голословные обвинения. И я не буду заявление писать. И она не будет. Увольняйте, если есть за что.
— Напишет, — беспечно кивает Пастухов и стучит пальцем по картонной папочке. — И ты напишешь. А если не напишете, значит будем подключать коллектив, рассматривать персональные дела, разбираться с товарищами, исключать из комсомола. У тебя, кстати, уже два выговора имеется, так мы ещё подкинем. Будешь злостным…
— Каких это два? — перебиваю я. — Один, и тот по надуманным причинам. Так я на вас в суд подам. И выиграю, без сомнения.
— Подавай-подавай. Ты же агент, тебе и карты в руки. Агент, понимаешь ли, 007… Джеймс Бонд, выискался.
— Ладно, — киваю я после небольшой паузы, как следует наглядевшись на папку по которой похлопывает Пастухов. — Хорошо, напишу заявление по собственному. Если не передумаете.
— Ха, — усмехается он.
— Но две недели отработаю. А Новицкая останется на своём месте.
Посмотрим, что можно сделать. В конце концов, можно и к главному управлению вернуться если Пастухов жёстко закусит. Выведем структуру из его ведомства и отдадим воякам. А может, Чурбанова подключим или даже самого дорогого Леонид Ильича…
— По Новицкой ещё подумаю, — кивает он.
— До свидания, в таком случае…
Я выхожу из его кабинета и шагаю в свою сторону. Кто же, интересно, так мной недоволен, что Пастухова вздрючил? Неужели Черненко? Чем я ему так уж насолил? Не по-советски веду себя… Да, есть такое дело. Если ничего не изменится, то после смерти Брежнева он меня пережуёт… Но не торопитесь, Константин Устинович, у меня же сейчас будет бронебойное орудие. Правда, Андропян тип мутный, и что у него в голове, хрен знает… Но попробовать стоит. Вот честное благородное, стоит.
Я захожу к себе в кабинет и… Ты-дыч… у меня челюсть отвисает до пола, как во вражеских американских мультиках. За моим столом сидит…
— Чур меня! — восклицаю я и поворачиваюсь к левому плечу. — Тьфу-тьфу-тьфу! Ирина Викторовна, принесите кадило, пожалуйста.
Она тоже выглядит удивлённо. Сегодня суббота, ребят нет, и только мы как папы карлы, пришли пахать. А у нас тут сплошные испытания. То начальник с грязью смешивает, то вот призраки восстают из… грязи же, кстати.
А призрак этот сидит с весьма довольной рожей. Улыбается, скотина. И ничего-то ему не делается. Сусловский выкормыш… Ах, вот оно в чём дело…
Я присаживаюсь на край стола Толика и даже удивляться прекращаю, соображая, что к чему. Смотри-ка, даже Андропов его не смог его перемолоть. Птица Феникс, твою дивизию… Интересно, а зачем он сейчас-то Суслову нужен? А, ну, так вот для этого всего. Меня в сторону, а чемодан на место. Размечтались вы. Хер вам, а не чемодан.
— Здорово, Кухарчук, — говорю я, не глядя на него и продолжая размышлять. — С места моего уйди, кстати. Я тут ещё две недели буду работать.
— Почему две? — удивлённо спрашивает Новицкая.
Стало быть, с ней об увольнении разговора не было. Значит, этот хорёк метит не на её, а на моё место. Но это не точно.
— Да вот, предлагают бывшего офицера госбезопасности на моё место. Его из органов под зад коленом выпнули не так давно.
А не навестить ли мне Маришку? Вот вопрос. Если её ещё не укокошили… Ну ладно, об этом потом подумаем.
— Да, Брагин. Я, как Феникс, восстал из пепла.
— Из зада ты восстал, Пётр Николаич, — усмехаюсь я. — Давай, иди нахер отсюда, пока милицию не вызвал. Придёшь через две недели, не раньше.
Заходит Лена Иванова. Тоже трудоголичка, как и мы. Вернее, не так. Когда Новицкая здесь, тогда и она не может не прийти.