колькими людьми и тем трусливым негодяем, на адриатическое побережье. Я приказал им отыскать тело моего мальчика и тайно привести его в замок. Они выполнили мой приказ и я смог придать подобающему погребению тело сына. Похоронил его под покровом ночи, в таком месте что ни одна живая душа не догадается. Хитрый венецианский прохвост надеялся получить от меня много золота за оказанную услугу. Но он сильно просчитался. Мои люди прикончили его и тайно закопали в лесу. Из всех негодяев что были с моим сыном лишь он один знал грамоту и мог прочитать дневник Вильгельма. Это и решило его судьбу. Наверняка он уже его прочёл. Рассчитывал впоследствии требовать от меня деньги угрожая раскрыть ужасную тайну. Но похоронив сына, я совершил другую свою ошибку. Когда тайно хоронили Вильгельма, то и нанятый мною поп и старый слуга Штефан, в один голос принялись уверять что с моим мальчиком что-то не так. Тело пролежало в земле почти два месяца но выглядело совершенно свежим. Штефан, дрожа от страха, говорил что мой сын превратился в вурдалака, ночную нежить - Носферату. Он сказал что надо немедленно вбить осиновый кол ему в сердце и насыпать в гроб чеснока. А ещё лучше и вернее, отделить от тела голову. Если это не сделать, то мой сын будет по ночам выходить из могилы и пить кровь живых людей. Но я, услыша такие речи, лишь приказал ему замолчать. Не то, пригрозил ему жестоким наказанием. Разве мог я изуродовать тело собственного сына. Я слышал множество историй о Носферату. А когда находился в валашских и трансильванских землях, то был свидетелем неких очень странных и зловещих случаев. Но я не придавал им особого значения, рассудив что в божьем мире много всяких чудес, а у врага рода человеческого много обличий и слуг. Да и подобные явления я считал свойственными только тем полудиким землям. Увы, тогда я ещё не прочитал полностью дневник Вильгельма, и не знал какая беда произошла с моим несчастным сыном. Поэтому я тайно похоронил своего мальчика, и свидетелями тому было всего несколько человек: Двое слуг получивших хорошую плату и поклявшихся молчать. Священник, что также получил много золота, и преданный слуга Штефан который кроме денег получил ещё большой участок земли в моих владениях. Моя жена при этом не присудствовала, обе дочери были уже выданы замуж. А младший сын Альфред прибывал в это время при дворе императора. Поэтому я считал что место погребения моего сына, навсегда останется тайной для всех. Но спустя месяц, закрашенное изображение Вильгельма, неведомым образом вновь заняло своё место на семейном портрете. Тогда же произошли первые зловещие предзнаменования и убийства. Первыми погибли двое слуг что помогали при похоронах сына. Затем был найден мёртвым священник провожавший его в последний путь. Перепуганный насмерть Штефан, стал говорить что надо немедленно вскрыть могилу Вильгельма и обезглавить его труп. Но спустя день, наполовину разорванный труп самого Штефана насаженный на обломок копья, был обнаружен возле замкового моста. Я уже готов был последовать совету покойного Штефана, но тут убийства сами-собой прекратились. Думая что всё закончилось, я не стал тревожить могилу сына. На всякий случай я приказал Марио вновь замазать изображение Вильгельма. Он отправился выполнять моё приказание, но оказалось что оно исчезло само собой. С тех пор прошло четырнадцать лет. И вот пять дней назад он снова появился на своём месте. Мой давно умерший сын вновь смотрел на меня с этого проклятого портрета. Его изображение было точно таким, как когда-то его написал Марио. А ведь его дважды закрашивали. В этот же день умер один из слуг, а на следующий день нашли мёртвой молодую девушку из соседней деревни. Я слишком поздно понял что Штефан был прав. И это действительно явился с того света мой несчастный мальчик. Мой бедный сын теперь проклят Богом и никогда не достигнет райских врат. Но он не найдёт и посмертного покоя ибо превратился в страшную ночную нежить. Обуреваемый нестерпимой жаждой крови, мой неразумный сын Вильгельм обречён вечно скитаться между мирами. Я очень хотел помочь его душе, но уже не мог это сделать. По началу я решил сжечь тот дьявольский портрет. Но живущая в деревне, ста двухлетняя старуха-знахарка Гертруда отговорила меня от этой затеи. Она заявила что его нельзя трогать, потому что иначе, поселившаяся в портрете дьявольская сущность погубит всех изображённых на нём людей, и даже их потомков. Тогда я отдал другое распоряжение. Живущий при замке, молодой художник и переплётчик Вальтер, острым ножом соскоблил изображение про/клятого мной сына, счистив всю краску до самой доски. Затем это место было тщательно окраплено святой водой, и после, закрашено подобранной в тон краской разведённой на освящённом масле. После этого я был уверен что все дьявольские сущности должны навсегда покинуть портрет. Каково же было моё удивление, и ужас замковой прислуги, когда на следующий день Вильгельм снова взирал на нас с портрета. Мне даже показалось что выражение его лица стало ещё более насмешливым. А труп бедного Вальтера, с растерзанным горлом, нашли под окнам его комнаты. Ужас застывший на лице переплётчика свидетельствовал о том что он умер в страшных мучениях. Не страшась моего гнева слуги покинули замок, оставив меня в одиночестве. Сейчас, когда я пишу эти строки, ощущаю что силы стремительно меня покидают. Вчера я испытал сильнейшее душевное потрясение, когда увидел моего умершего мальчика, ночью в своей спальне. Он молча стоял возле моей одинокой кровати и улыбался скаля свои ужасные, острые зубы. Я думаю он явился не случайно, наверное хотел мне что-то сообщить. Может быть просил освободить его душу от страшного проклятья. Но я настолько ослабел что уже не могу этого сделать. В одиночку я не способен вскрыть его могилу, и подарить моему мальчику долгожданное освобождение. Почему, о Господи, я не послушал тогда Штефана! Теперь я обращаюсь к тебе, мой младший сын Альфред. Ты прочтёшь эти строки когда я буду уже мёртв. Ты должен дать упокоение своему старшему брату Вильгельму! Считай что это твой братский долг! Так мы освободим его бессмертную душу и спасём души множества невинных людей. Иначе, неупокоенный брат твой будет вновь и вновь вставать из могилы и пить человеческую кровь. Перед смертью я должен открыть тебе ещё одну тайну и покаяться в большом злодеянии. Твой отец, великий грешник и обманул нашу мать - Святую Церковь. Наверное, после смерти я буду обречён скитаться где-нибудь в нижних кругах ада, так искуссно описанных флорентийцем Данте Алигьери. Если это не простая его выдумка а божественное озарение, то сын мой Вильгельм уже пребывает в девятом круге, вместе с Иудой и всеми предателями. Я воздвиг церковь на неподобающем месте. Вряд ли её вообще можно назвать домом Божьим. Я подкупил епископа и выдал найденные в забытой пещере кости неизвестного язычника за мощи святого Максенция. И всё это я сделал ради того чтобы увеличить доходность собственных владений. Впоследствии это помогло скрыть нашу страшную тайну. Альфред, сын мой, теперь только в твоих силах прекратить этот ужас и не дать выйти наружу чудовищной правде. Неупокоенное и неспокойное тело своего брата ты найдё..." На этом слове запись прервалась. Как в дешёвых, бульварных романах и пьесках, старому графу не хватило всего нескольких секунд чтобы сообщить самое главное. Последние две страницы были исписаны нечёткими, наезжающими друг на друга строками. Видимо покинутый всеми граф, писал это, слабеющей, дрожащей рукой в последние минуты своей жизни. Я будто-бы собственными глазами видел, как перо выпадает из его мёртвых пальцев. Тем не менее, в последних недописанных словах уже не было необходимости. Я знал где граф похоронил своего трижды про/клятого сына.