Старый Шау давно был связан с пагодой — задолго до того, как старик настоятель начал оберегать храм. Изваяния трех ипостасей Будды из дерева мит[89], стоявшие на алтаре, и священные книги пожертвовал старый Шау. И колокол, что висел над кельей настоятеля, пожертвовал он, когда подновляли храм. Всякий раз при сборе жертвований имя старого Шау стояло первым в списке. Пагоде Абрикосового холма, одиноко высившейся меж здешних курганов, вдали от людского жилья, не докучали паломники и гости. Но из редких пришельцев особый почет настоятель оказывал старому Шау.
Один раз в месяц монах оставлял его в пагоде откушать скоромного и неизменно дарил на прощанье отродок редкостной орхидеи. Всякий раз старики уходили к колодцу и тешились долгой беседой. Настоятель бывал немногословен и большею частью молча глядел на отраженье старого Шау в глубине колодца. Отражение самого монаха редко задерживалось в студеном зеркале: его разгоняли капли; они сочились из ноздреватого, как соты, камня и падали, звонко ударяясь об воду.
Старый Шау проводил ладонью по обросшему шелковистым зеленым мхом краю колодца и, указуя перстом в глубину его, равную чуть ли не двум шестам[90], говорил:
— Колодцу при нашей пагоде цены нет. Больно вода вкусна. Я, может, и к чаю цветочному пристрастился из-за этой воды. Теперь не держу даже в мыслях отлучиться отсюда: ведь колодец с собой не прихватишь. Прошу вас, пресветлый, попомните мой обет — если колодец иссохнет, первому встречному отдаю задаром всю мою драгоценную посуду для чаепития. Только со здешней водой чай не теряет вкуса и запаха. Я, знаете ли, пресветлый, и в толк не возьму, как сюда, на вершину холма, затекает вода?.. А у пагоды нашей, поглядишь, и для обороны место отличное…
Видно, боясь, как бы старый Шау не углубился в материи, недозволительные для ушедшего от мирских дел монаха, настоятель заводил речь о том, сколь обильно уродились в нынешний год плоды на хлебных деревьях близ пагоды. Затем по доброму обычаю, заведенному в пору первого их знакомства, лет десять назад, старому Шау доставалась честь заваривать и разливать чай на чаепитии в пагоде.
Нынче, должно быть, старый Шау обременен делами. Вот уж которую неделю меняются луны, а он не приходит в старую пагоду выпить чаю, поглядеть на цветы; и старик настоятель, прищелкивая языком, одиноко любуется распустившимися в горшках орхидеями. Приходится монаху, обрывая созревшие отростки, втыкать их в пустые горшки. Теперь старый Шау присылает за водой кого-нибудь из домашних.
И сегодня, в полдень, проводив взглядом юношу и слугу, уходивших с водою из пагоды, настоятель воротился в храм и, вздыхая, сказал ожидавшему его молодому монаху:
— Если б почтенный Шау отрешился от пагубного пристрастия к чаю, он мог бы стать праведником, следующим закону в доме своем. Корысть ли, слава ли для него — ничто. Растратив чуть не дотла достояние предков, он и сейчас отдаст все оставшееся добро за чайник цветочного чая. Но придет день, когда не станет у него чая, и мукам его не будет предела и меры. Вожделение тягостно — учит Будда. И само собою, в четырех океанах слез, пролитых всеми сущими, прибавится немалая толика слез старика, восходившего за водой для чаепития… О всепроникающий Будда!..
Старому Шау пришелся по сердцу диковинный гость, рассказывавший сказки. Поставив третью или четвертую выпитую чашку на край старинного подноса, гость начал так:
— В давние времена жил один удивительный нищий. Кормящемуся чужими щедротами вроде бы не к лицу кем-то пренебрегать; но этот окинет, бывало, привередливым оком каждый дом, прежде чем заглянуть за подаянием. Побирался он больше по знатным семьям и все норовил самолично увидеть хозяина; сначала узнает, дома ли он, а потом уж попросит милостыню.
Постучался он как-то к одному богачу, когда тот с важными гостями пил утренний чай. Смотрят они: побирушка тихонько взошел на крыльцо и скромно уселся на пол, притулившись к колонне; но знай помалкивают — ждут, какую еще уловку выдумает убогий. А он сидит себе и глазеет, как люди тешатся чаем. Ноздри раздул и тоже упивается чайным духом. Видит хозяин, нищий этот вроде в преклонных годах и не так чтоб уж очень непотребен и грязен, и заговорил с ним, желая узнать, охоч ли он до объедков и супных подонков или, как говорится в присловье, до «сочного риса с плодами бальзамки»[91].
90
91