— Да… Ваше высочество, вы чересчур добры ко мне. Я, недостойный, готов служить вам до последнего вздоха, быть верным псом вашим, вьючной скотиной. Но я уже стар и слаб и, боюсь, не смогу угодить вам, как прежде. Ведь я почти год не брал меча в руки, и удар у меня уже не тот.
— Мы подумали и об этом. У тебя будет время поупражняться и вернуть былую сноровку. Раз уж никто не может перенять твое мастерство, блесни-ка им напоследок перед западным вельможей, пусть он посмотрит, как отсекает голову истинный мастер.
— Да… Высочество, я…
— Помолчи, к чему ненужные слова! Вот, возьми, Мы даем тебе на время Наш меч. К твоим услугам банановый сад у городской стены, можешь вырубить его весь — до последнего дерева. Если же кто-нибудь вздумает тебе препятствовать, покажешь Наш личный знак.
Наместник достал из круглого пенала красную плашку, вывел на ней несколько слов и протянул палачу.
С этого дня знаменитый Ле, вооруженный мечом наместника, стал подниматься на насыпь у крепостной стены и рубить бессловесные деревья, чтобы затем перерубить шеи двенадцати узникам, томящимся в ожидании смертного часа.
Бананы в саду росли не шпалерами, а как попало. И знаменитому Ле предстояло выискать меж ними стоящие в ряд деревья. Он шагал, широко расставляя ноги, от дерева к дереву — по всему саду — взад-вперед, вправо и влево. Наконец, выбрав подходящие бананы, он легкими ударами меча очистил стволы от листьев. Теперь для первых упражнений палача, давно не практиковавшего на лобном месте, все было готово.
Прежде чем обрушить свой меч на стоявшие шеренгой бананы, он попробовал срубить соседние деревья, вложив в свои удары всю силу; так орудует клинком человек, бьющийся не на жизнь, а на смерть, пролагая себе кровавый путь сквозь вражеское кольцо. Утро едва занялось, когда он двинулся вприпрыжку по саду, вращая мечом над головой и нанося удары то вправо, то влево, каждый стремительный взмах клинка отмечал гулкий стук поверженного дерева, еще отягченного ночною росой. Белая повязка, стягивавшая волосы Ле, взмокла от пота и брызг древесного сока и в первых лучах солнца постепенно меняла свой цвет.
А он все метался, как безумный, меж упавшими стволами и всякий раз, когда подрубленный банан тяжко рушился наземь, подхватывал новую строку своей песни:
Грохот падающих деревьев отмечал ритм песни, и она уносилась со стены вниз, к шумевшему у самого рва тутовнику…
Так упражнялся он, набивая руку, все утро и весь день. Назавтра поутру он снова явился в банановый сад. Живые еще деревья расправили уцелевшие листья, случайные раны на их телах затянулись и подсохли. Опершись на рукоять меча, он в волнении созерцал хаос разрушенья и смерти; так воин, вступающий на ристалище, полон тревог и опасений накануне решающего часа. Затем он торжественно направился к деревьям, выбранным еще со вчерашнего дня, дабы начать завершающие упражнения, и остановился меж двумя рядами бананов, держа меч наперевес в правой руке.
Он отступил на три шага, мерно вдохнул, выдохнул и, затянув во весь голос «Вихри вздымаются выше, выше…», двинулся вперед. Меч обрушился со страшной силой на первое дерево в правом ряду, казалось, будь это не мягкая плоть банана, а твердая древесина железного дерева, клинок все равно рассек бы его до конца. Но меч врезался в тело банана лишь на девять десятых его толщины; клинок вдруг замер и рванулся прочь, роняя тяжкие капли хлынувшего из раны сока. Ствол надломился и рухнул наземь.
А знаменитый Ле со словами «Черный повсюду сгущается мрак» шагнул к первому дереву в левом ряду и, высоко подняв меч, нанес новый удар. Второе дерево рухнуло наземь, словно человек, умоляющий о пощаде. И так, размеренно нанося удары направо и налево, он допел до конца четырнадцать строк песни и обезглавил четырнадцать деревьев.
Он остановился, обернулся и посмотрел на мертвые тела бананов. Все четырнадцать стволов не отпали от своих пней, а свисали с них на уцелевших полосках коры.
Усмехнувшись, Ле стащил с головы повязку и обтер ею клинок — сталь совсем потемнела от густого сока.
Вот и все — неповторимый удар его отработан заново. Он ощутил в душе радостное предчувствие. Медленно спускаясь с травянистой насыпи по глубоко врезанным в откос земляным ступеням, он то и дело озирался по сторонам и поглядывал на свою сухую жилистую руку, словно намереваясь опять взяться за меч.
Однажды, осенним днем, поросшая травой просторная площадь перед резиденцией наместника совершенно преобразилась. Обычно здесь бродили одни коровы с телятами, жадно объедавшие траву, да иногда появлялись солдаты, добродушные и улыбчивые, они косили серпами траву, чтобы задать корм лошадям наместника. Но сегодня на пространстве чуть ли не в целый мау воздвигли навес с балдахинами, опахалами и яркими флагами. Перед навесом торчали двенадцать бамбуковых кольев, вбитых в прочные деревянные основания. Всю площадь оцепили солдаты в форме с яркой оторочкой, в руках у них были обнаженные мечи.