Хозяин зажег еще несколько свечей, воткнутых в основание бронзового светильника. Теперь в комнате горело больше десятка свечей. От наплывавшего тепла свечей и людского дыхания раскрылись лепестки более сотни лилий, стоящих в тяжелой широкогорлой вазе, и аромат цветов заполнил всю комнату. Гостям, со свистом затягивавшимся из кальяна крепким лаосским табаком, чудилось, будто в курево их подмешаны лепестки лилий. Аромат лилий возносился к потолку, путаясь в волосах Монг Лиен и заглушая исходивший от них запах кокосового масла. Одетая в платье огненно-желтого цвета, она сидела рядом с мужем. На нем было одеянье из дымчатого шелка, расшитое светлыми нитками.
Достав книгу со стихами, он спросил у собравшихся:
— Значит, почтеннейшие, играем в старинные стихи, не так ли? И «кольцо» будем ставить на голову.
Самый молодой из гостей, не часто, должно быть, садившийся за игру, переспросил:
— Старинные стихи, говорите? Ну, тогда нам лучше, наверно, сразу отдать вам все свои деньги… И еще, что такое «голова»?
Хозяин дома, возлежавший подле подноса с прибором для курения опиума, присел и, повернувшись к гостям, сидевшим на циновке, ответил:
— Э-э, да вы, любезный, хитрите. Решили небось вытянуть у нас деньги, а сами спрашиваете, что такое «голова». Да будет вам ведомо: первое слово в семи-сложном стихе и называют «головой».
— Что-то уж больно мудрено. Мы ведь не знатоки, не поэты; нам такая игра, боюсь, не по силам.
Смотритель гробниц и Монг Лиен переглянулись с улыбкой; они поняли: гости себе на уме и не желают рисковать.
Первая строчка появилась на свет из парчовой сумки. Прозвучали в тишине звонкие слова. И вот уже бумажный листок белеет в руке Монг Лиен:
Поди тут разберись! Что же, скажите на милость, увенчали цветущие сливы? А под строкою «холм», «пик», «двор», «склеп», «вэнь». И вся компания, не сговариваясь, повторила:
Да, было над чем поломать голову.
Первым опомнился самый молодой из гостей.
— «Холм»… «пик»… «двор»… «склеп»… «вэнь». — Он запнулся и, помолчав, сказал: — Я, пожалуй, поставлю на «холм»… «Холм увенчали цветущие сливы, ах, одряхлела весна»…
Однако он продолжал колебаться и, увидав, как письмовод — человек в летах, слывший большим знатоком, — сделал ставку на «вэнь», изумился:
— «Вэнь»?.. Но ведь «вэнь» означает «словесность», как же на ней могут цвести сливы? Что-то я в толк не возьму…
Он нервно перебирал лежавшие перед ним деньги, не решаясь сделать окончательный выбор. Смотритель гробниц с напускной вежливостью, сквозь которую проглядывало пренебреженье, сказал:
— «Вэнь», почтеннейший, здесь со знаком воды слева и означает вовсе не «словесность», а названье реки, протекавшей в царстве Лу[124], на родине великого Конфуция. «Вэнь увенчали цветущие сливы, ах, одряхлела весна»… Вот что имел в виду господин письмовод, и ничего тут странного нет.
Видя, что никто больше не делает ставок, смотритель испросил у собравшихся разрешения объявить результат первого кона, взял бумажную трубочку и надул щеки. Тем временем несколько замешкавшихся игроков торопливо сделали ставки на «холм», «пик» и «двор». Только на «склеп» никто ничего не поставил.
Монг Лиен заиграла песню «Безмятежна тишь Юга»[125].
Смотритель дунул изо всех сил на свернутую бумажку.
Она распрямилась, и все остолбенели, прочитав:
— Да уж, — стряхнув наважденье, зашумели игроки, — древние не ведали жалости! Прямо уложили наповал! Тут будь хоть семи пядей во лбу, не разгадаешь секрет.
Смотритель, прежде чем загрести с циновки весь банк, — ставок на «склеп» не было, — предъявил собравшимся книгу, раскрытую на этом самом стихотворении, и, проведя пальцем по мелко напечатанной строчке, объявил имя автора и названье стиха.
Добрый десяток удрученных лиц склонился над книгой: ничего не скажешь, все верно. Здорово закручено!
Хозяин дома в тот вечер проигрался дотла. Однако с обычным своим благодушием он пригласил смотрителя вместе с Монг Лиен снова вернуться летом, в шестом месяце, под его кров и обещал собрать компанию игроков.
125
Далее следовали четыре строки, исключенные из текста цензурой во время французского протектората, восстановить их не удалось.