Жена осторожно приблизилась к Ли Вану:
— Пока тебя не было дома, гостей у нас перебывало десяток — не меньше. И хоть бы один назвался по имени. Правда, какой-то ловкач вырезал на черенке лопаты кружочек. Покажи, говорит, мужу, как вернется.
И она показала мужу лопату.
— А, Фо Кинь! — закричал он. — И давно они приходили?
— Кто — когда. Этот, с кинжалом, был вчера утром. Обещал сегодня к вечеру вернуться.
«Я-то как раз искал Фо Киня, — подумал Ли Ван, — вот и прекрасно. Теперь при таком молодце мне бояться нечего…»
Вдруг он резко приподнялся и сел: на глаза ему попалась стоявшая у краешка алтаря маленькая табакерка. Он схватил ее и уставился на крышку с тигриной мордой.
— А-а, эту вещицу забыли гости. Приходили целой компанией; говорили, вроде они из Тамтонга. Я-то с дитем завозилась, пока углядела ее, их уж было не догнать.
Но он уже не слышал слов жены, прищурясь, с улыбкой разглядывал он табакерку и говорил, словно во сне:
— Кай Сань!.. Ну, будет «дело»… Все ребята в сборе — и Фо Кинь с «перышком», и Кай Сань со щитом. С ними не пропадешь. Я все боялся, не найду их. А они-то небось уже встретились. Держу пари, к вечеру оба здесь будут.
Он тотчас отправил жену за водкой, наказав взять десяток бутылок, и притом — наилучшей. Потом заорал слуге, чтоб ставил на огонь котел с водой: надо будет разделывать свиную тушу.
Жена и не думала перечить. С первого дня в семье у них каждое слово Ли Вана было законом. Ну а если он повышал голос, тут уж все сломя голову кидались исполнить его волю, словно солдаты приказ главнокомандующего.
Слуга поволок за дом свинью — колоть, минуту спустя оттуда донесся ее горестный визг.
Жена, сходив на другой конец деревни, принесла спиртное.
Сам Ли Ван суетился, как чиновник, ожидающий последнюю подпись под приказом о повышении по службе. Забежит в дом, присядет, а через минуту вспомнит о чем-то и убегает. Так было трижды. Умчавшись за дверь в четвертый раз, он вернулся уже с гостями. Среди них были и Фо Кинь с Кай Санем.
Гости громко говорили и смеялись. Ли Ван, опередив их в дверях, раскатил по лежанке, сколоченной из двух широченных досок, циновку, обшитую по краям красной лентой.
— Прошу вас… Прошу сюда.
Ополоснув ноги и постучав раз десять ступней о ступню, все забрались на лежанку.
Никто не приметил, когда и куда исчезла хозяйка. Такой уж завел Ли Ван порядок у себя в доме: если друзья соберутся к нему на пирушку, жена должна удалиться.
Гости уселись вокруг подноса с безразличным видом людей, которые вовсе не голодны и наперед знают, что выпивка эта — лишь повод к разговору о важном деле. Многозначительно улыбаясь, смотрели они друг на друга.
Из десяти водочных бутылок четыре или пять валялись уже пустые. На медном подносе шириной в полтора тхыока, обложенном зелеными листьями банана, высилась свиная голова и мелко нарубленное мясо. Поднос опустел уже примерно на треть, но разбросанная по нему снедь была по-прежнему привлекательна. Кое-кто из гостей начал негромко покашливать. Другие пальцами сминали в комок волокна лаосского табака, готовясь, в свой черед, набить кальян, и не сводили глаз со счастливчика, успевшего закурить первым. Ли Ван смачно сплюнул. Потом, нарочно повысив голос, кликнул слугу. Никто не пришел.
— Почтеннейшие, — улыбнулся он, — в доме ни души. Можно поговорить о деле. Обсудим все: кого на какое место поставить, и сообща выберем срок…
— Нечего тут обсуждать, — перебил его Кай Сань. — Если идти на «дело», лучше сегодняшней ночи время не выбрать. Луны-то не будет. А куш солидный, скажу я вам, и если не взять его нынче, все пропало. И сколько народу бы можно было облагодетельствовать…
— Ладно, уговорил, — сказал Фо Кинь; он раскрыл рот впервые за весь вечер. — Давайте смекнем, кому за что браться. По мне, так нечего мудрить, пусть будет все как раньше. Со щитом пойдет Кай. Ну, с «пером», сами знаете, мне сподручнее всех. Мало окажется, Ли пойдет рядом с «перышком» подлиннее, чтоб я себя чувствовал спокойно. А остальные, — он поднял руку и ткнул пальцем в парней, которые до сих пор ели и пили, не проронив ни слова, — им достанутся мелочи: шипы на дороге — против погони, факелы и все такое прочее. Ну, как вы, братва, согласны?
Он поднял рюмку и с шумом глотнул водки.
— Хватит!.. Все ясно! — загудели собравшиеся.
— Нынче же ночью выступаем — в конце второй стражи. К середине третьей стражи будем на месте.
Компания единым духом опустошила еще несколько объемистых бутылок. Зычные голоса заполнили дом; все без конца твердили одно и то же: