— Дэвид, лапочка?
Он вздрогнул.
— А? Что?
— Я сказала тебе, что, по-моему, этот человек собирается закрывать свое заведение.
— Да?
Он оглянулся и увидел, что мистер Доути уже стоит в пальто и шляпе подле кассового аппарата и пересыпает мелочь из его ящичков в бумажный пакет.
— Почему ты так решила?
Тем не менее они расплатились за горячий шоколад, пожелали бармену спокойной ночи и вышли из кафе. Пар облачками срывался с их губ, и они, обнявшись, заспешили к машине.
— До чего холодно! — вырвалось у Эллен.
— Точно! — подхватил Дэвид.
Он торопливо распахнул дверцу, и Эллен скользнула внутрь. Когда он уселся на свое место, жена жадно приникла к нему и жалобно простонала:
— Ох, кажется горячий шоколад внутри меня превращается в холоднющий молочный коктейль.
Дэвид рассмеялся, завел двигатель и перевел рычажок нагревателя на позицию «Горячий воздух». Оглянувшись, задним ходом вывел машину на середину проезжей части, притормозил и дал передний ход.
— Ты считаешь, нам и вправду следует навестить ее? — спросила Эллен.
— Если будет время, почему бы и нет.
«Интересно, как отреагировала бы Эллен, если бы он предложил сейчас отправиться домой?» — пришла вдруг в голову мысль. И что он мог бы сказать, чтоб скрыть от нее, что его предложение продиктовано безудержным страхом? Он не находил в себе силы ни признаться ей в происшествии с Марианной, ни упомянуть о его беспочвенных опасениях по поводу миссис Брентвуд. Эллен, конечно, решит, что их второй медовый месяц оказался неудачей и что он намерен поставить на этом деле точку. Но он ни в коем случае не должен разрешать ей такие мысли. Не сейчас, по крайней мере.
Она издала чуть слышный стон:
— Ох уж этот корсет…
— Давит на желудок?
— Это творение человеческих рук следовало бы назвать «Объятия железного дровосека».
— Так сними его.
— Что ты? — Она заколебалась. — Я знаю, как тебе нравится, когда я надеваю корсет.
Дэвид внутренне поежился, когда сообразил, что она имеет в виду. Это зрелище раньше всегда так возбуждало его, что дело непременно заканчивалось самыми горячими объятиями. Сейчас он тоже чувствовал сильное волнение, оно было одновременно и эротическим возбуждением, и нервным беспокойством. Он не должен обмануть ее ожидания.
— Нравится, да, — сказал он. — Но мне совсем не нравится, когда у тебя болит желудок.
Она все-таки колебалась.
— Так ты не стал бы возражать, если бы я сняла его?
— Абсолютно нет. — Он ласково погладил ее бедро. — Особенно потому, что намерен подглядывать, как ты будешь это делать.
— Какой вы нахал! — Она шутливо сбросила его ладонь с бедра. — Мы с вами даже еще не знакомы.
— Ничего, познакомимся, — невозмутимо ответил он.
Распахнув ее пальто, он снова положил руку ей на бедро и, потянув юбку вверх, поднял ее почти до колен, довольный рефлексом своего тела.
— Позвольте, мадам, помочь вам расстаться с этим предметом туалета.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Рад оказаться полезным. — Он потянул юбку еще выше, открылись резинки чулок и белоснежная кожа бедер. — О-ла-ла, — пробормотал он чуть хриплым голосом.
— Кажется, тут довольно тепло, — сказала она.
— Вы так думаете? — Дэвид искоса наблюдал за тем, как она скинула пальто и перебросила его на заднее сиденье. Затем расстегнула платье и молнию корсета.
— Ох! — Тон его был печальным.
— Что-нибудь не так?
— Да, немножко не так. Со мной.
— А что значит этот стон?
— Как же, — отвечал он, — я предчувствовал, что все этим кончится.
Она легко коснулась его плеча.
— Что ты такое говоришь?
— Quelle[9] трудности, мадам.
Эллен хмыкнула в шутливом негодовании, затем вздохнула, сдаваясь.
— Ну так и быть, — сказала она, — исключительно из соображений франко-американской дружбы.
Она продолжала трудиться над платьем. Ухитрилась приподнять его до талии, затем стянула через голову и бросила на свое пальто на заднем сиденье. Начала было отстегивать пояс с резинками от чулок, как вдруг Дэвид остановил ее: