Так Мокшин ни разу и не взглянул на Сергея Павловича во время разговора. Он словно прятал глаза.
Странно… А не задумал ли Мокшин что-нибудь предпринять? Например, пойти в контрразведку…
От этой мысли у Сергея Павловича мороз пошел по коже… Нет-нет, не может быть! Мокшин не способен на такой шаг. Он трус, а трусы, как известно, не могут бороться. Опасность гипнотизирует их, словно удар кролика, и они, безвольно опустив руки, покорно бредут навстречу гибели…
Эти сложенные на столе пухлые, дрожащие руки… Капельки пота, стекающие с виска к подбородку. Мясистые губы с потрескавшейся, похожей на рыбью чешую кожей… Розовый затылок, усеянный черными точками угрей и втянутый в плечи, словно в ожидании удара… Нет-нет! Мокшин никуда не пойдет. Он вне себя от страха — это же сразу видно…
Как же на него рассчитывать? Он может подвести — и еще как!.. Трус в помощники не годится. Тем более в таком деле.
В кабинете директора послышались шаги. Вошел Мокшин. При его появлении Семенов, как обычно, встал.
— Я в сберкассу. Скоро вернусь.
Иван Васильевич торопливо прошел к выходу. В двери он столкнулся с почтальоном. Тот посторонился, уступая дорогу директору, и удивленно посмотрел ему вслед.
— Здравствуйте, Сергей Павлович, — поздоровался он. — Что это на вашем министре лица нет? Иль головомойку получил?
— Кто его знает, — пожал плечами Семенов.
Он принял почту. Среди писем было одно, адресованное ему. Он вскрыл конверт. В нем лежал билет в кинотеатр. "12 часов, — прочитал на штампе Сергей Павлович, — ложа 4, место 1"…
Ровно в двенадцать Сергей Павлович сидел в полупустом зале кинотеатра — дневные сеансы посещались куда хуже вечерних. Потух свет. Почти сразу же позади себя Сергей Павлович услышал скрип стула. Над ухом раздался едва уловимый шепот:
— Не оборачивайтесь! Говорили с Мокшиным?
Сергей Павлович обеспокоенно посмотрел по сторонам.
— Говорите, не бойтесь, на соседних местах никого нет. Я купил билеты.
— Не годится Мокшин, — тихо произнес Семенов. — Не помощник он, а обуза. Еще крик поднимет, в обморок упадет… А самому мне тоже не справиться.
— Хорошо. Будет другой. Воронцов.
— Этот контрразведчик?
Семенов, нервничая, заерзал на стуле.
— Телок он, а не контрразведчик! — услышал он в ответ. — Воронцов случайно впутался в эту историю… Сделайте вот что…
Человек, сидевший позади, подробно проинструктировал Сергея Павловича.
— Два убийства! — покачал головой тот. — Господи! Это верный расстрел.
— Не беспокойтесь. Ваша пуля еще не отлита. На днях мы с вами будем за пределами досягаемости Советов.
— Дай бог, дай бог…
Некоторое время оба молчали. На экране в это время разыгрывалась немногословная сцена любви, и в зале стояла тишина. Затем понеслись оглушительные звуки музыки, и снова Сергей Павлович услышал шепот:
— Закончите все — отправляйтесь прямо на вокзал. Домой не заходите, слышите? Я к вам подойду.
— Каким поездом поедем?
Никто не ответил. Сергей Павлович обернулся.
Стул позади него был пуст.
Ещё не начинало темнеть, когда Вова появился на пороге комнаты с бумажкой в руке.
— Дядя Федя, — сказал он, — сейчас подъезжало такси. Какой-то дяденька велел передать вам.
— Давай сюда.
Федя Жаркин развернул бумажку и прочитал вслух: "Федор Гаврилович! В половине десятого будьте в редакции. Захватите лампы. Поедем в милицию фотографировать хулиганов. С пр. и пр. зав. отд. Курилов".
— "С приветом и прочее!" — с досадой передразнил Федя. — Днем не предупредят, а потом носись как сумасшедший… Который теперь час? — спросил он у Алексея, лежавшего по обыкновению на диване с книгой в руке.
— Скоро девять.
— Надо собираться…
Он быстро собрал фотоаппараты, лампы, штатив.
— Ну, я пошел. Может быть, поздно вернусь — кто знает, когда хулиганов начнут доставлять. Откроешь, ладно?
Вскоре после ухода Жаркина в дверь постучали.