Пошли быстрее, менты уже сюда едут.
Голубой "БМВ" Копченого, подручного Худосокова, стоял у подъезда. Мы втащили в него Гришу и помчались в ближайшую больницу. Оставив ангела в приемном покое, уехали в центр города. Там, рядом с фуникулером, бросили машину и пошли на сопку, не забыв прихватить с собой в спортивной сумке автомат Копченого.
...Много лет назад прогуливаясь по этой сопке, я случайно наткнулся на нетронутый современной городской застройкой уголок старого Владивостока. Старенькие, в основном двухэтажные дома с наружными деревянными лестницами и переходами, увешанными сохнущим бельем, прятались в складках местности... Здесь было уютно и безопасно, как в детстве.
Поговорив с женщиной, гулявшей с ребенком у одного из этих домов, мы узнали, что "у Марины Ивановны, вон в том подъезде, можно снять две чистенькие комнаты. Берет дорого, но это со столом. А готовит она замечательно".
Быстро сговорившись с Мариной Ивановной (немного за пятьдесят, заметные следы былой красоты, грудь вперед, холеные руки, короче - актриса драмтеатра, скоропостижно отправленная на пенсию после ссоры с любовницей главного режиссера), мы осмотрели комнаты. Дальнюю с видом на море выбрали мы с Ольгой, проходная досталась нашим товарищам. Мы заказали хозяйке праздничный обед и разлеглись на диванах и кроватях, чтобы, наконец, определиться с Худосоковым. Бельмондо в обсуждении участия не принимал мысли его были заняты Мариной Ивановной.
"А ведь женщины за пятьдесят у меня не было, - думал он, рассеянно рассматривая разлегшуюся на стене "Диану, ждущую Зевса". - Все молоденькие да молоденькие... Какой фатальный пробел! Так... Прямой натиск здесь не пройдет. Надо будет за обедом напеть ей, что я давно мечтал познакомиться с настоящей драматической актрисой, потом попросить прочитать что-нибудь из репертуара, потом изобразить из себя донельзя растроганного почитателя, который немедленно наложит на себя руки, если великая актриса, да к тому же еще и красавица, не дозволит прикоснуться к ее белоснежной ручке горящими от вожделения губами...
Потом, поздним вечером, постучаться к ней в спальню с огромным букетом красных роз и попросить разрешения излить израненную прошлым душу... Если удастся выдавить слезу - дело сделано".
- Похоже, ты, Коля, будешь сегодня спать один! - ухмыльнулся я, догадавшись, о чем размышляет Бельмондо.
- Похоже на то, - ответил Баламут. - Да и черт с ним. Меня, дорогой, больше всего интересует не с кем, а где я буду спать сегодня вечером - в этой уютной квартире или на дне морском. В каком-нибудь холодном гробу из свежеприготовленного бетона. Этот Худосоков чует нас за десять верст...
- Надо определиться со всем этим, - сказала Ольга, задумчиво играя мочкой моего уха (я пристроил голову у нее на бедрах). - Если он всегда знает, где мы находимся...
- Знает - не знает, - проговорил я, весь поглощенный теплом, распространявшимся от девушки. - Все это к лучшему. Я вот что предлагаю. Мы в городе наследили дай бог. Нас милиция по всему Владивостоку ищет, вы знаете.
Гришу в больнице уже прижали, и он скоро им все расскажет - ведь ангел, врать не умеет. И я предлагаю следующее. Надо заманить Худосокова куда-нибудь в тайгу или на пустынный берег моря и там прикончить...
- Да ты, Черный, просто мордобойных американских фильмов насмотрелся, усмехнулся Баламут. - В которых положительные искоренители зла вызывают отвратительно противных гангстеров на честный поединок. И торжествуют, но, как правило, после того, как им надают по голове выхлопными трубами или огнетушителями. Не хочу железом по голове.
- А я согласна, - произнесла Ольга. - В городе могут люди пострадать. Вот только оружие надо где-то достать. У нас ведь один автомат на всех.
- Я знаю где, - буркнул Баламут, принюхиваясь к замечательным запахам, доносящимся из кухни. - В Шаморе <Шамбра - пригород Владивостока.>, в особняке Ирины Ивановны, тайник был, да вы знаете... В нем все есть, было, по крайней мере. А сейчас мне надо выпить. Не знаю, как у вас, но у меня от спиртного чувствительность к опасности на порядок повышается.
- Дамы и господа! Прошу к столу! - раздался от двери мелодичный голос Марины Ивановны. - У меня уже все готово, прошу отобедать чем бог послал.
И мы, ведомые нашей гостеприимной хозяйкой, направились в столовую и окружили стол, заставленный многочисленными и весьма привлекательными на вид домашними закусками. Посередине стола стояли старинная супница и блюдо с жареным палтусом. Баламут первый заметил, что спиртного нет никакого, тут же засуетился и, извинившись, убежал в магазин. Марина Ивановна была несколько изумлена поведением нашего товарища, и Ольге пришлось объясняться.
- У Николая сегодня месяц рождения, - сказала она виновато. - Ему исполнилось сегодня ровно пятьсот месяцев. А мы заговорились и забыли об этом событии. Увидев ваш праздничный стол, он вспомнил и побежал за шампанским.
Коля явился через пятнадцать минут весь помятый, донельзя возбужденный и с горлышком от бутылки не откупоренного французского шампанского в правой руке. К этому времени мы уже принялись за суп с фрикадельками.
- Вы представляете, - начал он говорить, озабоченно посматривая на изумленную его видом Марину Ивановну. - Когда я уже шел сюда, пристал ко мне здоровенный плешивый детина с бегающими поросячьими глазками, схватил за грудки и стал предлагать пройтись с ним до ближайшей рощи. Я, естественно, культурно отказался, а он мне в живот кулачищем своим тюкнул. Я не удержался на ногах и бутылкой его по голове погладил! А она возьми и разбейся. Простите, Марина Ивановна! Хотел вас порадовать, да вот не получилось.
- А мужчина? Он жив? - пролепетала Марина Ивановна, опершись о стол обеими руками.
- Да...А что?
- Вы же его.., бутылкой...
- А... Вы за него волнуетесь, да? И напрасно.
Вы его не видели. Шкафчик такой метра два на два. Он после удара, кажется, только воспитаннее стал - извинился так вежливо, повернулся и ушел мелким хилом. А об остальном не беспокойтесь - в прихожей я бутылку литрового "Абсолюта" оставил. Употребляете "Абсолют"?
После обеда мы собрались в нашей с Ольгой комнате.
- Ну, давай рассказывай о шкафчике, - опустившись на кровать, сказал я Баламуту. - Это, догадываюсь, третий зомбер Худосокова?
- Он самый. Квазиморда его зовут, до сих пор сам себе улыбаюсь, ответил Коля, устраиваясь в позе лотоса на потертом ковре. - Только я что-то не пойму... Во-первых, он же мог меня сразу замочить, во-вторых, я его появления совсем не предчувствовал, значит, угрозы моему драгоценному организму не было, а в-третьих, представляете, он со мной разговаривал. А где это вы видели, чтобы зомберы разговаривали? Вот ты. Черный, болтун, каких в нашем парламенте не сыщешь, а много ты в зомберах беседовал?
Двух слогов подряд сказать не мог. Нет, по-моему, от настоящего зомбера у него мало что осталось.
- Мало что осталось? - переспросила Ольга задумчиво. - Ну да, мало что осталось. Понимаю. Нас же Ирина Ивановна каждую неделю своим озверином колола. Без этих еженедельных уколов у них все и повыветрилось. И осталось только то, что у нас, предчувствие беды и, возможно, телепатия.
- Учитывая, что и до своего зомберства он был зверь и прирожденный убийца, того, что осталось, на всех нас с лихвой хватит, - вздохнул Бельмондо и, немного помолчав, обратился к Баламуту:
- Ну и что Квазиморда тебе сказал?
- Худосоков нам встречу назначает. Рандеву, значит. Завтра в девять утра он будет ждать нас у магазина, в котором я злополучное шампанское покупал...
- Интересные шляпки носила буржуазия... А ты и вправду о него бутылку разбил? - поинтересовался я.
- А ты что сделал бы, если бы он перед тобой во всей своей красе нарисовался? Я его не узнал и от страха вдарил, не раздумывая. И он на самом деле не обратил на это никакого внимания. Остальное вы знаете. Ну, что, пойдем на разборку?