После того как Али-Баба показал ему пальцами знак "о'кей", Аль-Фатех поднялся, с помощью охранника сложил трупы в яму, забросал землей и прикрыл сверху дерном. Последнюю пластину дерна он укладывал уже в одиночестве - не сказав ни слова, Али-Баба и его подручные сели в свой "вольвак" и уехали.
Глава 4
ПОДВОДНАЯ БОЙНЯ
1. Два ведра пустых бутылок. - Предлагают стать евнухом. - Любовь в гробу
- Послушай, ты можешь делать что угодно, даже идти в милицию, КГБ или прокуратуру, но для твоих друзей было бы лучше, если бы ты остался здесь до вечера, - сказал Аль-Фатех Грише, уезжая на казнь Черного и его приятелей. А вечером за тобой приедут люди из нашего посольства и отвезут в аэропорт.
Несколько раз сфотографировав Гришу на заграничный паспорт, он уехал.
И Гриша не пошел ни в ФСБ, ни в милицию. И остался в квартире Ольги. Укрепив дверь, которую за последнюю неделю дважды выбивали, он весь день наводил в квартире марафет - одних пустых бутылок из-под водки вынес два ведра.
Гриша знал, что Черного с Друзьями увезли на казнь, но в его душе царила благодать - он чувствовал, что все происходящее не принесет ему большого горя.
Вечером приехали два загорелых араба в белых бедуинских одеждах и увезли Гришу. Через три часа он уже сидел в салоне личного самолета Аль-Фатеха и внимательно рассматривал чудной для русского глаза натюрморт, украшавший десертный столик, а именно - блюдо с ананасом, апельсинами и.., огурцами. "Наверное, это все-таки не огурец, а какой-нибудь похожий на него заморский фрукт, - думал Гриша. - Наверное, сладкий и с мелкими косточками".
В тот момент, когда он все же решился попробовать этот заморский фрукт и уже потянулся к нему рукой, в салон вошел оживленный Аль-Фатех и упал в кресло напротив. Гриша отдернул от блюда руку и испуганно уставился в его лицо.
- Ну, что? Поработаешь у меня евнухом с месячишко? Тысяча баксов, стол и прочее? - спросил его Аль-Фатех, стараясь выглядеть серьезным. - Ну, правда, будут и кое-какие издержки...
- Зачем я здесь? - ответил коротким вопросом уже взявший себя в руки Гриша.
- Я думал, - начал Аль-Фатех, надкусывая заморский фрукт, к разочарованию его собеседника, оказавшийся банальным огурцом, - я думал, что ты захочешь взглянуть на своих друзей.
- Они здесь? - встрепенулся ангел.
- Да.
- Живые?
Аль-Фатех пристально посмотрел в полный надежды глаз Гриши и ничего не ответил.
- Пойдемте посмотрим... - тяжело вздохнул ангел и поднялся с кресла.
Ящики с телами Черного и его товарищей находились в служебном отделении самолета. Они были доставлены туда дипломатической почтой, и, наверное, поэтому каждый ящик был по объему меньше обычного гроба раза в два. На их верхних крышках чернели надписи "Demonstration maps, graphics and diagrams" <Демонстрационные карты, графики и диаграммы (англ.).>.
- Как же вы их туда уместили? Руки небось отрезали? - почернев лицом, спросил Гриша.
- Да нет. Так влезли, - ответил Аль-Фатех, пожав плечами, и принялся срывать гвоздодером крышки ящиков.
Черный с товарищами были как живые. Казалось, сейчас они откроют глаза, встанут и Баламут потребует спиртного, Бельмондо поинтересуется, есть ли в самолете смазливые стюардессы, а Черный с Ольгой кинутся друг другу в объятия.
Но они лежали чумазые от могильной земли и недвижимые. Трупы... Холодные, серые трупы...
И ангел заплакал. Аль-Фатех с интересом посмотрел на него и, покачав головой, вышел.
Гриша проводил его взглядом, полным ненависти, и, продолжая обливаться слезами, достал носовой платочек из заднего кармана брюк, склонился над Ольгой и начал бережно отирать грязь с ее лица. То же самое он проделал и с остальными. Закончив, сел на пол, положил голову на колени и забылся.
Вывел его из прострации мощный чих. Гриша моментально вскинул голову и увидел сидящего в ящике Баламута.
- Опять похоронили, твою мать! Вот, блин, судьба - каждые полгода хоронят! Скоро, блин, привыкну! - выругался Николай отнюдь не раздраженно и, осмотрев все еще неподвижно лежащих товарищей по смерти, пробормотал:
- А эти, без привычки, лежат еще...
Гриша осенил себя крестным знамением и хотел было что-то сказать, но слова не шли с языка.
В это время вошел Аль-Фатех. Увидев ожившего Баламута, он удовлетворенно кивнул и сказал, копируя голос среднестатистической стюардессы:
- Прошу всех пристегнуть ремни! Наш лайнер взлетает через несколько минут!
- Привет, убивец! - удовлетворенно поздоровался Баламут, рассматривая Аль-Фатеха блестящими глазами. - Куда летим-то?
- В Хургаду, на реабилитацию.
- А почему в Хургаду? Жарко там сейчас.
- Вряд ли туда кто-нибудь из людей Али-Бабы заявится. Непрестижно.
Коля хотел что-то сказать, но рядом заворочался Бельмондо.
- Вставай давай! - похлопал его Баламут по щеке. - Третьим будешь.
- А я? - обиженно протянул Гриша. - Я могу быть третьим...
- А ты молчи, гад! Из-за тебя всех нас постреляли. Ни грамма в ближайшие два часа не получишь!
- Знакомый салон, - послышался голос Бельмондо. - Похоже, нам предстоит вторая попытка по прыжкам без парашюта? Опять, что ли, на Памир летим?
- Да нет, в Хургаду, - ответил Баламут, вылезая из ящика. - От Али-Бабы там будем прятаться.
Встав на ноги, он потянулся и подошел к Ольге и Черному.
- Подъем! - закричал он, согнувшись над ними.
И они моментально раскрыли глаза.
- Я же говорила, что мы выберемся! - сказала Ольга, тут же перевесилась в гроб Чернова и поцеловала его в щетинистую щеку.
- А я еще не выбрался! - улыбнулся Черный и, обхватив девушку под мышками, переместил ее на себя. - Ой, ой, ой! Грудки-то какие холодные!
Дай-ка я их согрею.
И, прижав Ольгу к себе, начал обстоятельно целовать ее губы, щеки, носик, в общем, все, что подставляла ему девушка.
- Любовь в гробу, - поджав губы, закивал головой Баламут. - Клянусь, Борис, даже у тебя этого не было.
- Ты думаешь? - снисходительно улыбнулся Бельмондо и, вовсе не желая по примеру товарища покинуть свой ставший уже привычным гроб, спросил у Аль-Фатеха:
- А чего это мы не умерли?
- Видите ли, - начал объяснять Аль-Фатех с легкой улыбкой превосходства на своем прековарнейшем азиатском лице, - в свое время, на медицинском факультете, я занимался на досуге не только проблемой бальзамирования покойников, но и по заданию неких, ныне весьма мне неприятных граждан, желавших скрыться от навязчивого западного правосудия, работал над проблемой так называемой псевдосмерти. И мне удалось синтезировать прекрасный препарат, который при введении его под кожу ввергал человека в летаргический сон с практически полной остановкой дыхания и сердцебиения...
- Хе! Летаргический сон! - усмехнулся Баламут. - А это что? Прививка от Али-Бабы?
И указал кивком на еще не зажившую рану на груди у Бельмондо.
- О! Спасибо, что напомнил! - воскликнул Аль-Фатех. - "Убив" вас, я решил, что и у меня, вашего, смею надеяться, друга, должна быть точно такая же отметина. Тогда, сидя под березой, я смотрел, как Абубакр щупает ваши сонные артерии и думал, что такие отметины могут стать нашей эмблемой. Или символом нашей верности друг другу до смерти.
Нечего не понимая, мы смотрели на араба. А он, попросив прощенья, вышел в смежный салон и через минуту вернулся с пистолетом, славно потрудившимся на берегах Клязьмы.
- Не соизволите ли, прекрасная и досточтимая мисс Юдолина, выстрелить в меня? В то же самое место, в которое я вас убил? - остановившись перед Ольгой, проворковал Аль-Фатех и, немного стесняясь, задрал майку с надписью "Аллах акбар".
- Я ведь выстрелю, - сузив глаза, полувопросительно протянула девушка. - За мной, как говорится, не заржавеет.
- Стреляйте, стреляйте! - улыбнулся Аль-Фатех. - А то мне неловко так, полуобнаженным, стоять перед дамой и ее кавалером. И с такого же расстояния стреляйте, что и я в вас стрелял.