"Шесть пижонов за пять минут! - подумал он, забирая у истекающего кровью стража кобуру с пистолетом. - Кошмар! Если они уже кончились, трудновато мне будет".
Вооружившись, Митрохин, выбил дверь и ворвался в комнату, из которой совсем недавно раздавались стоны женщин. И увидел, что человек, очень похожий на киноартиста Бельмондо, лежит на кровати, привязанный за руки и за ноги к ее спинкам. А на полу, прислонившись спинами к стене, сидят две заплаканные голые женщины и осипшими голосами исполняют симфонию "Апофеоз оргазма".
- Ленчик нам приказал, Ленчик приказал, - увидев исполосованного шрамами Митрохина, заголосила старшая.
- За.., заму.., замучить Бориньку-у-у! - присоединилась к ней младшая...
Не удостоив их и словом, Митрохин освободил ничего не понимающего Бельмондо от пут.
- Ты кто? - наконец спросил Борис, растирая затекшие руки.
- Митрохин я. Знаешь?
- Арестовывать меня пришел?
- Кончай, вы. - .бываться! Там, в операционной, ну, в комнате, в которую дверь открыта, два охранника лежат. Беги туда, возьми у них пушки...
И проверь все смежные комнаты - где-то должен быть Худосоков. Увидишь его - кончай сразу.
Борис понимающе кивнул головой, и они вдвоем бросились вон из комнаты.
***
Через пять минут Митрохин сидел на вахте, переодетый в форму дежурного. Первым на второй этаж подземелья спустился ремонтный рабочий с инструментами. Он сказал, что его послали отремонтировать неисправный холодильник и, расписавшись в регистрационной книге, направился в операционную.
- Как закончишь с холодильником, кинь на верхнюю полку потроха, что в тазике у стола лежат! - крикнул ему вслед капитан.
Ремонтный рабочий вошел в операционную и, вытаращившись на пять трупов, сложенных в углу, не заметил и наступил на уже оттаявший нос одного из охранников. Увидев, что прилипло к подошве ботинка, рабочий весь сморщился и тихонько заскулил. Голос у него стал совсем тонким и дребезжащим, когда он усмотрел под ногами еще и множество раскисших фрагментов щетинистых щек и три глазных яблока в неровных лужицах сукровицы (четвертое тремя минутами назад было в спешке раздавлено босым Бельмондо).
"Холодец из голов варили!" - мелькнула в голове у рабочего ужасающая мысль, и он, тоненько подвывая, на цыпочках направился к холодильнику.
Через десять минут холодильник был починен и, довольно урча, вплотную занялся сохранением внутренностей Митрохина.
А Бельмондо в это время обследовал помещения подземелья. Гидом вызвался быть сумасшедший художник. Он показал Борису все комнаты, в том числе и свою каморку. Все стены последней были изрисованы разноцветными пластиковыми карандашами. Особенно бросался в глаза рисунок в натуральную величину на потолке - демонический Худосоков падал ногами вниз откуда-то с небес... В его лице, устремленном книзу, было все - ненависть, страх, злорадство, уверенность в неминуемой своей победе. Чуть в стороне от рисунка виднелась надпись: "Смерть попирает смерть".
Худосокова они нигде не нашли, и Борис хотел было выместить злобу на врачах, но передумал и просто согнал их в каморку с железной дверью и там запер. Злость его была вполне оправданной - за время пребывания в подземельях "Волчьего гнезда" Борис узнал, что интеллигентные, с теплыми, умными глазами белохалатники проводят над людьми калечащие изуверские опыты. "А погибших и умерших, говорят, бросают в подземный бассейн, соединяющийся с Клязьмой, - как-то сказала ему Вероника. - И там их обгладывают рыбы".
Изолировав ученых, Бельмондо стал решать, что делать с политическими подопытными. Все они, включая национал-социалистов, были до крайней степени измождены некачественной однообразной пищей и постоянными анализами (наиболее часто им делали пункции внутренних органов).
В конце концов Бельмондо снес по одному медико-политических узников в комнату отдыха, где они могли бы отлежаться на мягких диванах и отъесться у многочисленных холодильников.
Но после первых же бутербродов начались стычки между непримиримыми идеологиями.
Считавшие политику грязным делом стали задевать нечистоплотных демократов, жириновцы схватились с коммунистами. Национал-социалисты заняли выжидательную позицию и скоро были призваны на помощь демократами и жириновцами, которые поначалу проигрывали свои схватки. Генеральное сражение кончилось тем, что коммунисты и считающие политику грязным делом были оттеснены от плодородных холодильников на значительные расстояния. Бельмондо хотел урезонить враждующих и начал придумывать проникновенное обращение. Когда он почти закончил, из динамиков раздался ледяной голос Худосокова:
"Леди и джентльмены, дамы и господа! - начал говорить Ленчик с пафосом. - С превеликим удовольствием сообщаю вам, что сегодня наши исследования были, наконец, успешно завершены. Последний наш подопытный, бывший капитан милиции Митрохин, принявший три дня назад стократную порцию "Бухенвальда-2", очищенного новым методом, не умер, как его предшественники, а, напротив, полон сил и брызжет энергией. И что самое главное, его тестирование показало, что наш препарат действует так, как мною задумано!
В связи с этим объявляю всем обитателям второго этажа подземелий "Волчьего гнезда" благодарность. В награду за ваши выдающиеся успехи я дарую вам пять ящиков отечественного шампанского и три дня дополнительной жизни.
Желаю вам хорошо провести время! Вентиляторы, подающие вам воздух, будут остановлены только послезавтра утром. И не тратьте драгоценного времени на попытки выбраться - вход к вам уже полчаса как залит бетоном. Хочу также предупредить: если кто-нибудь из вас начнет долбить стены, подача воздуха будет отключена немедленно. Спасибо за внимание!
8. Подземная ловушка. - Худосоков хохочет. - Манхэттенский проект за два
дня?
Лишь только динамики замолкли, Митрохин подошел к двери, ведущей на первый этаж подземелья. Открыв ее, начал подниматься по тускло освещенной винтовой лестнице и скоро уперся поднятой рукой в щит, собранный из довольно плотно пригнанных друг к другу досок-пятидесяток. Уперся и сразу скис - из щелей между досками высачивались капельки цементной пульпы...
Внимательно осмотрев перекрытие, Митрохин понял, что возможность быстро отрезать второй этаж подземелья от первого была изначально заложена в конструкцию лестничной площадки.
Отряхнув руки, он спустился вниз и подошел к Бельмондо, сидящему в кресле дежурного, и со смущенной улыбкой сказал:
- Все, сливай воду, красавчик...
Затем вздохнул, покраснел чуточку и, застенчиво пряча глаза, попросил подрагивающим голосом:
- Бабу-то дашь одну ? С жизнью проститься?
- А что, нет выхода? - забеспокоился Борис.
- Нет. Бетоном перекрыли... Сантиметров сорок толщина... Как насчет бабы-то?
- А другого выхода нет? Или отверстий каких вентиляционных? Люков?
- Нет. Слышал же, он сам говорил. Дашь женщину?
- А может, подолбить где-нибудь?
- Ну-ну! Я буду бетон долбить, а ты...
- Понимаешь, капитан, я так с ними сроднился! Они мне, ну, прямо как жены.
- Ну ладно, - вздохнул Митрохин. - Давай, что ли, шампанского попьем? Где оно?
- Погоди, напиться мы всегда успеем... Давай сначала соберем всех. Может, кто-нибудь что-нибудь и подскажет. Да, кстати, как ты себя в качестве новоиспеченного фашиста чувствуешь?
- Да ничего вроде... А что?
- Ты смотри у меня! И держись, если при виде еврея или коммуниста найдет на тебя что-нибудь некультурно-варварское! Ты же мент с большой буквы!
- Да меня на них не очень-то и тянет. Может, не действует еще "Бухенвальд". Или обстановка не та.
***
Через десять минут все население замурованного подземелья собралось в центральной комнате. Митрохин с Бельмондо хотели было выступить с обращением, но были моментально оттеснены в сторону изголодавшимися по слову коммунистами. Тех, в свою очередь, оттеснили национал-социалисты, полная и безоговорочная победа которых как-то незаметно была узурпирована жириновцами, которые сразу потребовали удалить Митрохина и Бельмондо из зала заседаний. Недоуменно покачав головой, капитан выстрелил в потолок и в наступившей тишине объявил о полном запрете на три дня всех политических партий и течений.