В Душанбе я сразу направился к Сергею Кивелиди, своему другу и однокашнику. По ходу нашего повествования нам придется встретиться с ним несколько раз и поэтому познакомлю вас поближе.
Сергей - мой однокурсник - в молодости был известным саблистом и всегда вел себя независимо и с достоинством. Я уважал его за настырность, за то, что он никогда не претендовал на первенство в наших отношениях, за значок "Мастер спорта" и за то, что он с малых лет мыл дома полы и мог запросто дать любому обидчику в рожу. Мать его, грузная, стопятидесятикилограммовая женщина, в свое время была заведующей детским садом, отец - крутым зеком, в отсидках наизусть выучившим "Капитал" Маркса.
Из-за отца Сергей не смог вступить в партию, - и ему были закрыты все пути в обеспеченную часть общества. Когда он понял это окончательно (начальником партии назначили не его, а коллегу, никчемного геолога, но коммуниста), все бросил и пошел на стройку мастером.
Получив квартиру в построенном им доме, занялся разведением на продажу тюльпанов, потом еще чем-то и всегда напролом и всегда неудачно... Не смог Кивелиди и уехать из Таджикистана.
Связанный по рукам и ногам тяжелым диабетом матери (да и ехать некуда и не на что), он вынужден был не только оставаться в разоренной войной республике, но и принимать участие в чуждой ему гражданской войне одних таджиков с другими: несколько месяцев Сергею пришлось служить в правительственной армии - призвали ночью и забросили с двумя дюжинами кишлачных пацанов в какой-то мятежный район в памирских предгорьях. И забыли. Без продуктов, без палаток они сидели там на подножном корму 34 дня.
После наших приключений в горах Ягноба Кивелиди на деньги, вырученные от продажи золота Уч-Кадо <См, книгу "Бег в золотом тумане".>, открыл фехтовальный зал, который несколько месяцев пользовался заслуженной славой среди богатеньких буратино города Москвы.
Но через месяц ему предложили делиться доходами, и Сергей, опять не справившись со своей природной независимостью, облил зал бензином и, когда приехали пожарные, сидел уже в самолете, улетающем рейсом Москва - Душанбе.
Подсчитав по прибытии на родину свои активы, он понял, что надо шевелиться. Сначала он хотел ехать на Уч-Кадо вытряхивать из него остатки золота, но у него вдруг разыгралась профессиональная болезнь геологов радикулит, и он вернулся к прежнему своему занятию: стал управдамами, то есть вновь принялся руководить десятком очаровательных своей доступностью девушек.
Этим он худо-бедно кормился с полгода, затем, присоединившись к нам на завершающей стадии наших приключений на Шилинской шахте <См, книгу "Война в стране дураков".>, разбогател на целых десять миллионов долларов. Не желая наступать на московские грабли вторично, Кивелиди вернулся в свой родной город и открыл там шикарный публичный дом под названием "Полуночный рассвет". Поставив его главою свою мамашу, имевшую солидный опыт руководства детским садом, Сергей купил себе халат с павлинами, мраморную копию Афродиты, рождающейся из пены, и вплотную занялся изучением древнегреческой истории.
К счастью, Кивелиди был дома. По телефону он обсуждал с мамочкой достоинства некой Милочки Бизоновой, претендовавшей на вакантное место в борделе.
- Нет, мама! Это твои проблемы! - сказал он в трубку, указывая мне глазами на роскошный диван. - Пока, мамуля, у меня гости.
- Ты смог отказать маме? - удивился я.
- Она просит протестировать эту девицу по полной программе, - ответил Сергей раздраженно.
- Дык в чем же дело? Зови ее сюда, я помогу.
- Ты за этим явился?
- Вообще-то нет. Мне кажется, что нам сейчас же надо ехать на Памир. Там Ольга, Баламут и Бельмондо без парашютов вчера приземлились.
Надо их проведать.
- Живые?
- Не знаю, молчат.
Сергей внимательно посмотрел на меня и, насмотревшись, начал давить кнопки телефона.
- Когда там у тебя самолет в Хорог? - спросил он, лишь только на том конце линии отозвались. Получив ответ на вопрос, Кивелиди приказал не терпящим пререканий голосом:
- Задержи его на полчаса. Я полечу.
Собеседник его, видимо, бурно запротестовал, но Сергей жестким голосом отрубил:
- Кончай, Ваня, ерзать! Я девочек с собой прихвачу. Приготовь тулупы на.., на семерых.
Все.
- Ты это с кем говорил? - спросил я, лениво перелистывая учебник древнегреческого.
- С начальником погранвойск республики генералом Калюжным. Ты не беспокойся, он мужик что надо и, кроме того, у меня под одеялом... - И пояснил, перехватив мой недоумевающий взгляд:
- Моих красавиц одеялом. Поехали, что ли?
- Поехали. А как девочки? Ничего?
- Мы, Черный, веников не вяжем. Увидишь еще. У нас народ самый лучший. По конкурсу в три этапа отбираем. Одна из прошлогодних неудачниц недавно стала мисс Каракалпакия, а другая депутаткой известной сделалась, но до сих пор к нам просится. Честнее, говорит, у нас коллектив и не такой продажный.
9. Ольга растерялась. - Еще одно свойство зомберов. - Черный опоздает на
несколько минут?
В свободном полете, длившемся считанные секунды, Ольга с Баламутом и Бельмондо провели корректировку своей траектории и в результате выжили на все сто процентов. Они вовремя прочувствовали, что несколько севернее их расчетной точки приземления располагается округлая, почти замкнутая глубокая впадина или, как говорят географы и альпинисты, цирк. Эта впадина по самые краешки была заполнена надутым в нее первым осенним снежком (в здешних горах он всегда выпадает в середине последней декады октября), Толщина снежного покрова в цирке достигала двадцати и более метров, и несостоявшиеся смертники возвестили окончание своего полета не дикими предсмертными криками, а развеселым смехом первоклассников, добравшихся до первого снега.
Но падение с предутреннего неба двухсот двадцати килограммов живого веса вызвало подвижки не слежавшейся снежной массы с последующим ее стремительным сбросом сквозь узкую щель, зиявшую в южной, опущенной, части цирка...
Короче, наши друзья разбудили лавину, и им сразу же стало не до смеха.
Пролетев вниз почти полтора километра, друзья потеряли друг друга, вернее (как могут потеряться зомберы в критической ситуации?), очутились достаточно далеко друг от друга. Хотя Баламут с Бельмондо, много лет проработавшие в лавиноопасных районах Средней Азии, и рекомендовали Ольге делать в теле летящей лавины энергичные плавательные движения с тем, чтобы не оказаться у самой ее подошвы, девушка растерялась и отдалась на волю стихии. А в горах так: испугался - погиб! И в конце пути Ольга очутилась на пятнадцатиметровой глубине, намертво придавленная уже не пушистым напоминанием Деда Мороза о предстоящей зиме, а хорошо спрессованным снегом.
- Двигайся, двигайся! - мысленно кричали ей Бельмондо с Баламутом. Ползи вверх!
Но Ольга молчала.
Выбравшись из лавины, Бельмондо и Баламут бросились к месту захоронения девушки, не представляя себе, как они ее раскопают - ведь ничего, кроме голых рук, у них не было. Вообразите, что вам надо разбросать слежавшийся мартовский сугроб пальчиками, привыкшими разве только к "Московскому комсомольцу" или хрустальному фужеру с игристым шампанским, и вы поймете чувства, испытываемые моими друзьями в тот момент!
Подбежав к наименее отдаленной от Ольги точке поверхности тормы <Торма - сошедшая лавина.>, Баламут и Бельмондо несколько мгновений смотрели друг на друга, затем начали стягивать с себя по ботинку, а сняв, начали их потрошить, и через минуту в их руках было по железному супинатору.
Рыли они как загнанные звери, вернее, как загнанные зомберы. Через два с половиной часа попеременной работы они прорыли наклонный тоннель длиной около десяти метров. Ошкуренные остроугольными кристаллами льда пальцы уже не чувствовали боли и кровоточили, но самое страшное случилось, когда до Ольги оставалось всего полтора метра - сломался последний супинатор! Баламут попытался рыть голыми, бескожими уже пальцами, но они, не углубляясь ни на микрон, скользили по плотному, окровавленному ими снегу... В отчаянии он попытался грызть его зубами, но только ободрал и обморозил губы.