– Эй, дедушка, а часов сколько сейчас?
Старик нисколько не смутился, и Марк, и Муся это прекрасно заметили. Единственное, – и это уже отметил только Марк, – лицо его на долю мгновения отразило едва уловимую досаду. Но, тут же прикрываясь хитроватой, впрочем, довольно приятной улыбкой, дедушка во всеуслышание ответил:
– Часов, мальчик, и сегодня, и вчера, и – всегда –довольно много. А вот время…оно одно. И кто его не ценит, бывает сильно жалеет о том.
Кто-то, неуважительно упустив философскую ремарку старика, возразил:
– Время, между прочим, тоже везде разное. Знаете, сколько на свете часовых поясов есть?
– А как же, это любой школьник знает, – усмехнулся старик.
– Что он говорит? – Осторожно спросил у Муси Марк.
– А ты отсюда не видишь? Стань ближе… – Но протолкнуть себя вперёд Марк не дал. Видел он всё прекрасно. И – даже более, в этом-то, пожалуй, и была суть.
Между тем, старику пришло время выходить. Ещё раз лукаво улыбнувшись, он помахал всему вагону рукой – с трудом, конечно, было довольно тесно, – и, прощаясь, сказал Моне:
– Сейчас двадцать две минуты первого. Запомни это, мальчик.
Он вышел, а за ним выбежал и Моня. Не успела Муся сообразить, что к чему, как пришлось выскакивать из вагона и ей – вслед за Марком. Её крик «странные вы!» услышали, наверно, все Черёмушки, но – крик-то относился не к ним – смолчали. А настоящие виновники происшествия бежали вприпрыжку за стариком. Вернее, бежал Моня, а Марк – осторожно шёл, но – вектор был у всех троих одинаковый.
Подумав с минуту, Муся бросилась догонять братьев, и, первым делом остановив Марка, накинулась на него.
– Это понимать как?!. Объяснишь, может, или мне так и бежать за вами невесть куда? – Моня и старичок в этот момент скрылись за углом одной из высоток. Проводив их взглядом, Марк спросил:
– Они говорили о чём?
– О времени! – Чуть не в отчаянии прокричала Муся. – Ну а теперь что?
– Ничего, подождём, – сказал Марк. Вид он имел немного озадаченный, правда, не настолько, чтобы снискать доверие в глазах сестры.
– За такие фокусы я с вами разговаривать не буду, – предупредила она.
– Хорошо, – согласился Марк, и тут же примиряюще прибавил:
«Пока ещё разговариваешь, я тебе и сам кое-что расскажу. Я видел, Моня говорил про время. А что говорил этот дедушка, я не понял. А ты понимаешь, я о чём?»
– Нет, – сказала Муся, сворачивая под платан, потому что стояли они аккурат посреди тротуара и уже не первый прохожий поглядел в их сторону немного косо. Марк послушно проследовал за ней и продолжил:
– Этот старик болтал чепуху. И дядя Петя утром – тоже. Понимаешь теперь?
– Нет, – пожала плечами Муся. – Кому чепуха, а кому…
– Он ртом говорил чепуху, а голосом совсем другое, то, что вы с Моней слышали. Понимаешь, нет?
– Нет, – сказала Муся. Марк видел, что она сейчас и не настроена понимать.
– Ладно, потом, – сказал он, – а вот, как раз, и Моня.
Моня брёл по асфальту сердитый и красный. На все Мусины расспросы и возмущения не ответил ни слова, а когда они, всё-таки, наконец, приехали домой, то, не раздеваясь, забрался на свой «этаж» и отвернулся к стенке.
– Ну вот и побывали в зоопарке, и поработали, – подытожила в свою очередь Муся. Потом достала варган, флейту и принялась за своё обычное «выступление после неудач». Марк в это время что-то писал у себя в дневнике, который, кстати, не читал даже Вася, уж больно непривычно ложатся на бумагу предложения-порождения жестового языка.
Правда, читал иногда Валера. Муся это замечала, но встревать в отношения братьев и их друзей не имела привычки. К тому же Валера – такой давний Марков приятель. Они с ним до четвёртого класса учились в спецшколе, потом Марка перевели в обычную, но для дружбы ведь преград нет! Вот и Валера прошёл, словно красная нить, через всю жизнь тройняшек. Он появлялся обычно, как гром средь ясно неба, а, бывало, и, как красно солнышко. Долговязый, принципиальный, в меру в себе. Он имел обыкновение объявляться как раз тогда, когда в жизни ребят случался настоящий накал или что-то в этом роде. И – все к этому уже привыкли. По крайней мере, Муся нисколько не была удивлена, когда дверь их комнаты слегка приотворилась, и мама, смущенно и – как-то даже виновато, произнесла:
– К вам тут Валера, ребят… надеюсь, вы не заняты…
А – заняты-не заняты, какая разница? Валере, это, между прочим, совсем и не интересно. И вот – сияющая физиономия; быстрые, мелькающие слова. Кстати, говорил он, как пулемёт, ни Муся, ни Моня к подобному не привыкли, и редко, когда до конца понимали, что долговязый Валера имеет в виду. Зато с Марком они общались так, что, как говорил папа, «пиджак заворачивался».