«Ведь что во мне такого? – думал он, ероша и без того всклокоченный затылок, – ну, футбол, ну, драчка, ну, брат у меня такой, особенный…ну, и сестра… ну, валялся я в луже под берёзкой, стихи горланил… Странно это всё».
– Странно это всё, – сказали Муся и Марк хором: он руками, она – языком; и переглянулись.
– Ну, допустим, про сестру они узнали, потому что у кого-то висит на сумке значок «любимому брату», – предположила Муся, – но вот откуда им известно про Марка, да ещё то, что мы тройняшки?..
– Про меня ты им говорил? – спросил Марк, внимательно изучая лицо покрасневшего, как буряк, Мони.
– Ну, говорил, – буркнул тот, и жестами прибавил:
– Так вышло, нечаянно.
– Снова…защищал? – Шёпотом, почти не открывая рта, спросила Муся, но уловка её не удалась, Марк всё понял, а Моня понял, что понял Марк, который понял и то, что понял Моня, короче говоря, все трое ужасно смутились, и с минуту просто молча глядели кто куда.
Первым заговорил Марк:
– Что будем делать? Пойдём?
Глаза его внимательно глядели из-под чуба – тёмного, с волной, вечно спущенного на лоб. Вот, пожалуй, и всё их с братом отличие: у одного чуб – на лоб, у другого – хохолком; совершенно разными людьми они были только для Муси, ну, может, ещё для мамы с папой. Те, кстати, сейчас как раз крались по лестнице, Муся их вовремя расслышала и бросилась тушить свет. Но, было поздно: не успели все трое разбежаться по спальным местам, как двери комнаты отворились, и на пороге показались родители, во главе с Васькой и Любой – «старшими». Позади всех, конечно же, позёвывала Соня – тоже старшая, но младше первых двух.
– Вот, так и живём, – говорил Вася ленивым голосом, – одна на своих этих…штучках до полуночи брынчит, другой по подоконникам скачет – грохот на весь этаж… потом – песни, топот, вода в бачке… – Он клацнул по выключателю, – а теперь вот…
– Эй, выключите свет!!!
– Ну вот. Слышите?
– Что слышите? – Наперебой закричали Муся и Моня, – мы, вообще-то, спать уже хотим, а вы нам глаза слепите! – Марк в этот момент поднялся и направился к дверям, чтоб и впрямь погасить электричество: вид у него при этом был на удивление сонный, такой, что папа и мама смутились и поспешили скрыться; Васька и Сонька пытались их ещё остановить, что-то доказывали, но, кажется, на сторону тройняшек встала Люба, и, её стараниями, всё уладилось – она ведь самая старшая, как никак!
– А не Васька этот, – пробормотал Моня со своей койки, – вот бы снова все его «запасы» изъять, как тогда…
– Ага, и утопить с пирса, – подхватила Муся, – жаль, он теперь уже бросил…
– И ничего не бросил! – С жаром прокричал Моня, – ты б видела, как он за курятником дымит, пока…
Дверь снова скрипнула, и голос папы тихонько произнёс:
– А я думал, вы и впрямь спите.
После этого пришлось переговариваться шёпотом; Марк в это время что-то увлечённо писал, слегка прикрывая одной рукой свет фонарика, а когда окончил, то разнёс по записочке и сестре, и брату.
Муся при ночнике, а Моня – подсветив телефоном, прочли следующее:
«Друзья, предлагаю всем спать. Завтра у нас важный день. Думаю, стоит сходить. Спокойной ночи».
У Муси в уголке листа были ещё цветок и бабочка, а у Мони – приписка: «Не шатай кровать».
– Ладно, до завтра, Мусь. – Протянув сверху руку, чтобы Марк пожал её, Моня, наконец, почувствовал облегчение – хух, этот день позади. Главное, чтобы завтра было не хуже, чем вчера! А там…там посмотрим!
Марк сомневается в своей способности читать по губам
Утро началось для тройняшек более, чем привычно: кашель Васьки за стеной, потом голоса Сони и Любы, не поделивших зеркало, потом папин бас – призывающий всех к порядку; грохот кастрюль откуда-то снизу, с маминой кухни, а из полуоткрытого окошка – лай собак, запах очистных сооружений и моря. Первым, конечно же, встал Марк, летом он обычно вставал самый первый и закрывал окошко, чтобы не так пахло. Потом одевался и отправлялся на прогулку с Элем, а вдогонку им бежали Муся и Моня – если, конечно, успевали к тому времени умыться и накинуть спортивную форму. Так было и на этот раз.
Уже на воздухе, бодрясь и фыркая, все трое приступили к обсуждению предстоящих дел. Эль, между тем, натягивал поводок, прыгал то тут, то там и вести его пришлось попеременно каждому, чтобы двое других могли в это время общаться – на совместных прогулках ребята, зачастую, общались жестами.