Глава 8
Сталин был не просто потрясен, он был раздавлен докладом Берии. Все, что было сделано, все жертвы и достижения оказались напрасными. Через какие-то 42 года все пойдет прахом.
Еще раз взглянул на крышку электронных часов с надписью на английском языке Made in China, а ведь на конец года готовят его встречу с Мао Цзэдуном. Первого октября этого года тот намеревается провозгласить Китайскую Народную Республику. Получалось, не пройдет и полувека как она падет, и туда снова войдут англосаксы. Да и сам СССР, похоже, будет доживать последние дни.
Желтые глаза вождя исподлобья посмотрели на Лаврентия. Стоит как на похоронах.
– Ну что скажешь, Лаврентий?
Берия нервно сглотнул слюну:
– Товарищ Сталин, нами предприняты все меры против интервенции из будущего. Академик Федоров …
Сталин задумался, несмотря на распространенность, фамилия академика была ему незнакома.
Берия поправился:
– Наш ученый-физик Федоров нашел способ уничтожить, в смысле закрыть проход. Ждет только команды.
Сталин уничижительно посмотрел на Лаврентия. Дело их жизни гибнет, а он думает как ему угодить. Слова вот подбирает.
– Пускай будет академик – вождь замолчал. С кем он остался. И это ведь один из лучших. Все что может предложить это уничтожить провал во времени. Неудивительно, что страна погибнет. С такими-то кадрами. Только будущее просчиталось, пока он еще жив, то сумеет послать туда “парфянскую стрелу”. Сталин любил историю, совсем древнюю меньше, но все равно, образ “парфянской стрелы”, неожиданного выстрела при притворном отступлении ему очень нравился.
– Лаврентий, как думаешь, а мы туда попасть сможем?
Сталин не стал дожидаться ответа. Пожелание более чем конкретное. Пробурчав на прощание:
– Только не сам придумывай, пусть этот Федоров вопрос изучит. Головой отвечаешь – легким движением пальцев он указал на дверь.
Выпроводив Берию, сам себе удивился, “головой отвечаешь”, раньше он не позволял себе таких дешевых выражений, признанный и заслуженно мастером “черного юмора”, а тут… Иосиф Виссарионович нахмурился – сам слова стал подбирать. А ведь, действительно, не до этого. Надо все как следует обдумать.
Выйдя из кабинета, Берия, напугав дежурного, бросился к графину с водой, стоящему на столе в приемной. Налил полный стакан и выпил его одним залпом. Перед глазами стояли лица расстрелянных Ягоды и Ежова. Не его ли очередь подходит? Теперь ведь у “отца народов” новый любимец – создатель прославленного СМЕРШа Абакумов.
Это Иосифу Виссарионовичу легко думать о будущем. Здесь в настоящем бы выжить.
Сталин действительно думал о будущем. Строка “Сталин, уничтожив и загнав в лагеря десятки миллионов, заставил остальных примириться”, напечатанная в “Огоньке” 1991 года привела его в ярость. Он готов был прямо сейчас, лично, прыгнуть в этот провал, чтобы в этом 1991 году поставить на место бездарных выскочек, как-то влезших на вершину власти там, в будущем СССР.
Но все надо делать с умом. Прежде всего то, что зависит именно от тебя. Можно бесконечно долго мечтать и придумывать разные теории об этом провале, но это останется пустыми фантазиями. Не его компетенция. Пусть этот Федоров этим занимается, а Берия ему поможет. Может и не зря тогда вырвалось – “головой отвечаешь”, по одному этому, без напоминаний, Лаврентий должен понять приоритет дела, и что оно значит лично для него.
Сталин сел за стол и взял в руку карандаш. Если ничего не получится с будущим, то пусть хоть потомки удивятся его прозорливости в настоящем.
Редко когда Иосиф Виссарионович так тщательно подбирал слова и выражения, даже проговаривал их вслух. Фраза должна быть хлесткой как удар кнута и запоминаться с первого раза. Наконец, начало было положено.
– Я знаю, что после моей смерти.
Доработав судьбоносное высказывание до конца, Сталин решил изменить год его появления. В будущем не одни дураки могут оказаться. Незачем им знать, что ноги пророчества растут из 1949 года. Кто его знает, вдруг что и сохранится об этом “Саркофаге”. А там сложат два и два – Сталин знал, но ничего не изменил. И тут получается не предвидение, а глупость и позорное бессилие в глазах потомков. А поэтому необходим надежный свидетель, который расскажет, что еще во время войны Сталин предугадывал будущее, все его взлеты и падения.
Вопрос насчет конкретного года не стоял – конечно, 1943. Год перелома. Тогда, отходя от стресса 41–42, под гремящие залпы первых салютов Победы, было несколько серьезных застолий, которые не дозволялись ни до, ни после.