Все выпили.
Сонечка обняла Сашу, тихонько вынула из сумочки футляр, открыла.
На бархате лежал сапфир в бриллиантовой оправе на плоской золотой цепочке.
– Богатая вещь и красивая, – Саша закрыл футляр.
– Я ее безумно хочу, – с придыханием прошептала Соня.
– Я же тебе совсем недавно бриллиантовый перстенек подарил.
– Когда это было – капризно ответила Соня.
– Александр Захарович, – вмешалась баронесса, – вы такой шикарный кавалер, торгуетесь с любимой женщиной.
– Сколько стоит эта красота?
Соня наклонилась и зашептала в ухо кавалеру.
– Ого. Неплохо, – покачал головой Саша, – у меня сейчас таких денег нет.
– Так заработать надо, – наклонилась к нему Баронесса.
– Как?
– Научу. Будешь богатым, очень богатым. Я вам завтра телефонирую на службу, сведу с хорошим человеком.
На эстраде вновь поэт читал нечто унылое.
Его никто не слушал, даже его друзья, которые пили дармовой разбавленный спирт.
Зазвенели шпоры. И в кафе появился Саблин, рядом с ним красивая, прекрасно одетая дама, сутулый человек в коричневом костюме и вездесущий адъютант.
Саблин увидел Есенина и Мариенгофа и пошел к ним, раскинув руки для объятия.
– Вот жизнь, – язвительно сказал Мариенгоф, – еще шесть лет назад командовал книжным складом у папаши, а теперь красный генерал.
– Более того, был наркомом на Украине, по-старому, министром, – усмехнулся Леонидов.
– Юрка!
Есенин обнял Саблина.
– Вот порадовал. Надолго в Москву? Ордена-то за что?
– Не знаю, это решают там, – он ткнул пальцем в потолок, а «Красное Знамя» за Кронштадт.
– Ну, давай садись и дружков своих зови.
– Друзья, – Саблин подошел к столу, – позвольте представить вам поэта, знаменитого боевика-террориста, одного из ответственных работников ЧК Якова Блюмкина.
Блюмкин подошел к столу. Сел без приглашения. Оглядел всех прищуренными глазами.
– Как же, как же, – мило улыбнулся Леонидов, – вы, мне помнится, убили германского посла Мирбаха…
– Я много кого убил.
– Неужели, – ахнул Есенин, ты кончил Мирбаха? Я помню, об этом много писали. А стихи почитаешь?
– Я же поэт…
– Поэт расстрелов, – жестко сказал Леонидов.
– Да, все это было. Я вас помню, Леонидов, вы писали об убийстве Мирбаха, я одному вам дал интервью.
– Я помню и благодарен вам, сделал сенсацию.
– А сейчас я могу сделать так, что вы будете давать мне интервью в расстрельном подвале. Совсем недавно вас задержали в притоне и арестовали, но, к сожалению выпустили. Так я могу тебя опять туда отправить.
– А ты меня не пугай. Меня охранка пугала, контрразведка штаба императорской армии пугала, а я не испугался, а эти люди были не тебе чета.
Блюмкин полез в карман, вытащил браунинг, положил его на стол.
Все замерли.
Их этого же кармана он достал пачку денег, вперемежку советских и франков, потом вытащил массивный золотой портсигар, закурил.
– Я пошутил, Леонидов, пошутил.
– Я тоже пошутил.
– Испугался?
– Тебя? Нет. Мне на фронте за храбрость Георгия дали.
– Знаю, знаю, – Блюмкин в упор посмотрел на Леонидова, – мне известно, что ты на Кронштадт шел и пулям не кланялся, тебе орден хотели дать, но социальное происхождение подвело, поэтому наградили именным маузером. Где ствол, репортер?
– Я серебряную табличку снял, а маузер отдал в Уголовный розыск.
– Маузер! – ахнул Мариенгоф, – зачем?
– Чтобы от такой жизни не застрелиться, А если серьезно, я не люблю оружие.
– Вот и прекрасно, – засмеялся Саблин, – друзья, я пришел с любимой женщиной и другом к вам, моим дорогим людям. Свирский!
Адъютант подскочил.
– Неси.
Через несколько минут адъютант и шофер вдвоем внесли два ящика.
На столе появилось шампанское, коньяк, ликер и дорогие закуски.
– Друзья, давайте выпьем за встречи, давайте загуляем, как в старые добрые времена.
Он выстрелил пробкой шампанского.
Леонидов подошел к актерскому столу.
– Не приютите?
– Как же ты, Олежка, от такого изобилия сбежал? – засмеялся благородный отец, – от шустова и шампани за наш скудный стол.
Леонидов вынул из кармана бутылку спирта, поставил на стол.
– Моя доля в вашем пиршестве.
– Умница, дай я тебя расцелую.
Благородный отец обнял Леонидова.
– А я, друзья, к вам по делу.
– К нам? – удивился Массальский, – это что-то новое.
– Никак пьесу сочинил? – хлопнул Леонидова по плечу благородный отец, – о делах потом, сначала выпьем.
Все выпили спирт, даже дамы.
– Ну, вещай, что за дело?
– Я получил письмо от Лены Иратовой.
– С Юга? – спросила певица Татьяна.
– Да.
– Как она?
– Много снималась, кажется удачно. Талдыкин выхлопотал ей французский паспорт…
– Париж, – мечтательно сказал один из актеров.
– Она отказалась ехать.
– Дура, – ахнули актеры.
– Так какое дело? – спросил благородный отец.
– Она хочет вернуться к Таирову.
– Зачем? – вмешался Массальский, – Ленка Иратова – талантище. Мы поговорим с Константином Сергеевичем, он ее возьмет в МХТ. Приходи завтра часа в три в театр. Как раз у нас репетиция закончится.
– Олежка! – крикнул Есенин, возвращайся скорее, мне без тебя грустно.
– Иду, – Леонидов выпил рюмку, – спасибо, друзья, вы хорошие люди.
Леонидов подошел к столу.
Блюмкин усадил его рядом с собой.
– Давай, Олег выпьем, станем друзьями. Кто мне друг, у того туз пик на руках.
– Давай, Яша, выпьем.
В пивной на Покровке по утреннему времени народу было немного. Александр Захарович Жуков, в богатом пальто, в пижонистой путейской фуражке вошел в зал.
Он брезгливо осмотрел пол, усыпанный опилками, грубые столы из обструганных досок, скамейки.
Жуков оглядел пивную и увидел, как из-за стола в углу кто-то машет ему рукой.
Он подошел.
Лапшин поднялся ему навстречу.
– Здравствуйте, Александр Захарович, позвольте представиться, меня зовут Сергей Петрович. Прошу садиться. – Лапшин махнул рукой.
Подскочил половой в грязноватой розовой рубахе.
– Чего изволите?
– Тебя как величать, братец?
– Павлом.
– Так вот, Павлуша, пива нам три бутылки. Вобла есть?
– Имеем.
– Настругай нам тарелочку, колбаски пожарь, чтобы сочная была, к ней картошечку кружочками и конечно чайничек, сам знаешь чего.
– Не держим.
– Ты меня, Павлуша, за фраера не держи, скажи Филимону, что для Сергея Петровича.
– Раз так, сделаем в лучшем виде.
Половой исчез.
– Сейчас закусим, как следует, о делах наших поговорим…
На столе появились три бутылки пива. Половой с треском выдернул пробки. Разлил.
– Ну, давайте пока пивка, – предложил Лапшин.
Они выпили.
– Александр Захарович, я человек прямой, знаю, вам нужны деньги, большая любовь требует немалых средств. Я вам их дам.
– За что? – Жуков поставил стакан на стол.
– Ваша контора занимается отправкой денег и ценностей по железным дорогам.
– Не только отправкой, но и приемом.
– Отлично. Я хочу знать, когда, каким поездом повезут ценности, в каком вагоне, в каком сейфе. И какая охрана.
– Всего-то? – улыбнулся Жуков.
– Именно за это вы получите немалые деньги и свою долю с дела. Кстати, можете дарить Сонечке украшение, я его оплатил авансом.
Лапшин положил на стол толстую пачку денег.
Жуков подавился пивом, закашлялся.
– Берите, это аванс.
– Послезавтра в Тамбов повезут сорок миллионов для выплаты зарплаты.
– Это интересно, но не главное, – Лапшин с усмешкой смотрел, как Жуков распихивает деньги по карманам. Бумажки мне не нужны. Только камни и золото.