—Твой отец был бы счастлив в любом месте до тех пор, пока занимается бухгалтерскими книгами и счетами, — она улыбнулась с любовью,— но он ненавидит водить машину. О, уже почти три часа. Он может приехать в любую минуту.
Беттани нахмурилась.
—Духовка перегорит.
Ее мама кивнула и закончила делать последний ряд печенья. Она встала возле двойной печи, выкладывая туда шарики теста.
—Это все,— выдвинув противень, она закрыла дверцу духовки и выпрямилась. — В любом случае, я рада, что твой первый день прошел хорошо, и что ты уже нашла себе друзей.
Нашла друзей? Ох, не совсем. Бетани водрузила Филиппа обратно в детское кресло для кормления и скривилась от ощущения липкого сахара на руках. Слюни с сахаром… вульгарно. Она подошла к раковине и потерла руки, как хирург, готовящийся к операции.
Единственный, с кем она в действительности говорила, был Доусон. Ее щеки вспыхнули. Она вспомнила, как он подсел к ней на уроке рисования, занимая пустое место рядом, и стал расспрашивать о Неваде и прежней школе. А в спортзале мальчики играли против девочек в пинг-понг, поэтому они не разговаривали. Но постоянно друг другу улыбались, так что...
Она внутренне замерла, медленными, нервными шагами стараясь отключить поток мыслей. Взглянув через плечо, Бет выключила воду. В это время, ее тонкий и хрупкий дядя появился в дверях кухни. Кожа сероватая и нездоровая, лысый, и фланелевый халат прямо-таки свисал с его плеч.
Он был похож на смерть.
И она почувствовала себя механизмом, которое к тому же и думает. Вытирая руки, Бетани понадеялась, что ее лицо не передает то, о чем именно она размышляла. Но затем дядя посмотрел на девушку. Налитые кровью светлые глаза с темными кругами под ними.
Он знал. Больные люди всегда знали.
Отведя взгляд, девушка подошла к Филиппу и сделала вид, что погружена мыслями в то, о чем он болтал. Честно говоря, Бетани все еще была удивлена тем, что ее мать собрала все вещи и решила переехать сюда. Она никогда не была близка с братом и семьей, учитывая то, что ее подростковая беременность была воспринята с неодобрением. Но это же была ее мама, для которой кровные узы дороже. Ее брат был идеальным врачом, но, тем не менее, заболел какой-то болезнью крови, что было причиной их переезда сюда.
Ее мать развернулась и испуганно ахнула. Она бросилась к нему и обняла за плечи, затем повела его к столу.
—Уилл, почему ты не в постели? Ты же знаешь, что не должен ходить после лечения.
Дядя Уилл сухо заметил.
—Это химиотерапия, а не трансплантация костного мозга. Движение только на пользу. Это то, что мне нужно делать, а не лежать целый день в постели.
—Я знаю, — произнесла мама, словно порхая возле дяди, — но ты выглядишь таким... усталым.
Его лысые брови опустились. Неправильные слова. Бетани покачала головой.
—Ты выглядишь лучше, — произнесла девушка и легонько толкнула Филлипа в живот, наслаждаясь звуками его хихиканья. — Лечение помогло?
На губах дяди появилась хрупкая улыбка.
—Все идет как надо. Оно еще не закончилось.
Быть врачом и заболеть — это должно быть паскудно. Ты знаешь все статистические данные, все лечения, возможные побочные эффекты и прогнозы как внутри тебя, так и снаружи. При таком раскладе невозможно избежать правды о болезни или смягчить ее.
И Бетани ненавидела все вокруг. Делало ли это из нее плохого человека? Ведь дядя Уилл был членом их семьи. Проблема в том, что смерть никогда не прикасалась к ее жизни. Ничего, кроме как обычной простуды или гриппа.
Дядя Уилл жил с ними, пока проходил свое лечение. Однажды он даже почувствовал себя лучше и должен был вернуться в свой дом, но почему-то до сих пор мы все еще были здесь. Мама стремилась сделать все возможное, чтобы сохранить всю свою семью, зная, что один из ее членов висит на волоске от смерти.
Мама суетилась вокруг дяди все больше и больше, наливая ему чашку чая, пока он расспрашивал о школе. Как только появилась возможность, Бетани извинилась и, пощекотав Филлипа последний раз, выскочила из кухни, направившись наверх.
Когда-то на верхнем этаже не было ничего, кроме чердака. Теперь там было три спальни и две ванные. Бет прошлась по узкому коридору и толчком открыла дверь своей спальни.
Это была грустная спальня.
Никаких плакатов. Никаких личных вещей, кроме холста и небольшого стола, полного красок, стоящего возле большого панорамного окна в углу. На столе также был ноутбук, которым она редко пользовалась. У нее были постоянные перебои с интернетом, и она, скорее, будет тратить время на картины, чем сидеть за компьютером. Телевизор стоял на комоде. Еще одна вещь, которой она редко пользовалась.
Дело в том, что она не была большой фанаткой каких-то телевизионных программ или фильмов, что затрудняло ее общение со сверстниками. Она не могла назвать нового популярного вокалиста или вспомнить имя подростка, который завоевал женские сердца, благодаря киноиндустрии.
Бетани действительно было все равно.
Как говорит мама, она постоянно витала в облаках.
Подтянув рукой стул к мольберту, она собрала свои волосы в пучок и села. Пустой ум лучшее для того, чтобы начать рисовать. Пусть все из ее головы придет приливом на бумагу. Кроме этого ничего больше не происходило сегодня. А закрывая глаза, девушка продолжала видеть одну вещь. Точнее, одного парня.
Доусон.
Бетани не сходила с ума по мальчикам. Конечно, бывали моменты, когда она хотела почувствовать себя, словно сумасшедшая влюбленная девчонка, особенно тогда, когда какой-то симпатичный парень обращал на нее внимание, но, на самом деле, они редко производили наБет сильное впечатление. По крайне мере, не до такой степени, чтобы заставить щеки зарумяниться. Даже Дэниэл (ее бывший экстраординарный парень) не мог заставить Бетани почувствоваться на себе хотя бы долю того, чего хотелось девушке.
Прости, мам.
Но было что-то в этом Доусоне. Нечто большее, чем просто внешность. Когда они разговаривала на уроке рисования, то ей показалось, что он был... в восторге от нее. Или это просто разыгралось ее воображение, потому что не бывает такого, чтобы так быстро привлечь подобного парня за столь короткое время. Не с первого взгляда и не в реальной жизни. Стресс — это, наверное, просто стресс.
Взяв заточенный карандаш, она встряхнула свои плечи. Бет не собиралась позволять себе стать одержимой каким-то парнем.
Недолго думая о том, что она собирается сделать, девушка посмотрела на кусок холста, а затем начала выводить контуры лица. Все остальное она решила, дорисовать позже. Взглянув на таблицу красок, она нахмурилась, понимая, что у нее никак не получится подобрать такой правильный зеленый цвет.
Ну, конечно, вовсе не одержима.
Глава 3
Он был одержим.
Доусон смотрел на потолок своей спальни, щелкал своей истинной формой, будто кого-то переключал. В комнате было темно... а бело-голубой свет отражался от стен.
Включить. Выключить. Включить. Выключить. Невозможно сохранять форму, так как, несомненно, был признак тревоги или особого безумия.
И этим безумием было имя.
Бетани Уильямс.
В своей человеческой форме он провел ладонью по лицу и застонал. Не было никаких причин, почему он провел три часа, думая о ней. Ха. Три часа? Попытайтесь последние десять часов.
Неясное очертание промелькнуло в комнате, и прежде, чем Доусон смог опустить руки, Ди плюхнулась на кровать рядом с ним, ее глаза были широко открыты.
Ди, вероятно, была единственной любовью всей его и Деймона жизни. Они утащат любого в ад, если свяжутся с их сестрой. Она была их сокровищем. Дома, женщин их расы нежно любили. Чего-то человеческие мужчины похожи и не делают.