— Болтун ты, Серёга, и оптимист! Всё эти твои предчувствия — глупости от ежедневного безделья. Мы с тобой на этом корабле как свадебные генералы: пьем, гуляем, и нам за это ещё и платят. Не жизнь — малина. А у тебя ещё и девочка на борту! Красота!
— Кстати о девочках, — заметил Сергей, смакуя плавничок воблы. — Я бы предпочёл, чтобы она осталась на Земле. Мне было бы спокойнее.
— Да брось ты, Сергей, всё будет как надо! — бутылка со стуком опустилась на поверхность маленького резного столика. — Тащи её в постель и все дела!
— Пошел ты… — Ляпидевский устало отмахнулся рукой, поставил пустую бутылку рядом с диваном и, повернувшись на бок, попытался уснуть. Царящее в их стане ничегонеделание начинало действовать на нервы. Даже занятия спортом, ежедневно проводимые им со всей группой, не могли отвлечь его от ожидания чего-то. Он не знал, что именно и почему ждёт его разум, но чувствовал, что что-то непременно должно было случиться. Что-то странное, что-то, к чему подталкивал весь столь невнятный процесс подготовки к полёту.
Капитан "Прометея", лениво развалясь в кресле, повёл носом и, сделав гримасу, повернулся в сторону своего помощника, сидевшего в соседнем кресле и втирающего в ладони какую-то коричневую мазь из стоявшей на подлокотнике маленькой зелёной баночки.
— Луцкевич, эта Ваша мазь против шелушения кожи так воняет! — капитан недовольно покосился в сторону своего помощника. — Аж жуть! Не могли бы Вы попросить нашего фармацевта сварганить Вам нечто другое?
— Простите, капитан, это вряд ли возможно. Сожалею, но мой лечащий врач прописал именно это лекарство. — Морда Луцкевича выглядела озадаченно, но его рука лишь на мгновение остановилась в одной точке, затем вновь принялась за своё.
Капитан поморщился.
— Всё-таки подскажите мне название этой мази. Я поговорю с заведующей лабораторией, может быть там смогут создать нечто подобное, но не столь резко пахнущее.
— Бон-бенге, — с явным неудовольствием процедил помощник капитана, продолжая втирать в ладони рук резко пахнущую мазь. Слова капитана заставили его занервничать. Ещё не хватало, чтобы этот зануда занялся его врачеванием! Хотя, в конечном результате его потуг Луцкевич не сомневался. Так или иначе, всё должно было остаться по — старому.
Корабль болтало как будто маленькую деревянную щепку, плывущую по бурному морю. Склонившись над унитазом, Босин медленно освобождался от содержимого своего желудка. Остальные, хоть и не были подвержены столь сильной морской болезни, но, тем не менее, чувствовали себя довольно скверно. "Прометей" закончил длившийся почти неделю гиперпереход и теперь выходил в открытое пространство. На всём корабле в прямом и переносном смысле царило повальное "мореплавание": большая часть людей лежала, некоторые крепко сдружились с раковинами и унитазами. Лишь самые крепкие пытались ходить и хоть что-то делать.
Бледный, как полотно, юнец, каким-то образом попавший в кабину космических десантников, еле слышно прохрипел:
— Мне плохо…
— А кому сейчас хорошо? — буркнул на мгновение оторвавшийся от гигиенического пакета Босин. Глаза юнца скосились в его сторону и он, рухнув словно подкошенный, свалил на пол поставленную на стол вазу. Лежавший на кровати Сергей встал и, вспоминая "ласковым" словом учёных, создавших везущее их "корыто", принялся приводить в чувство упавшего посреди комнаты хлюпика.
Пилоты корабля, единственные, кто не имел права предаваться подобным радостям жизни (в смысле посидеть и поблевать в своё удовольствие) находились в своих креслах и изо всех сил боролись с подкатывающей к горлу тошнотой. Несмотря на длившуюся больше года подготовку, свистопляска, творившаяся при смещении временных полей, сделала своё дело: их внутренности пытались вывернуться наизнанку. Но надо отдать им должное, они держались. Никто из дежурной смены ни на минуту не покинул свой пост. Капитан первого ранга Валерий Фёдорович Ермолов, сжав зубы и едва не валясь на пол от головокружения, пристально вглядывался в показания приборов. На приборной доске творилось чёрт знает что: одни просто зашкаливали, другие метались из стороны в сторону, компьютер вообще сбесился и выдавал какой-то кордебалет. Впрочем, ожидать от него что-то вразумительное было сложно. К тому же никто и не обещал, что выход из гиперпространства будет подобен плавной остановке поезда. Нет, тут уж, как говорится, кто сел — тот и погоняет и он же трясётся на неровностях дороги.
Внезапно корабль перестало болтать из стороны в сторону, все приборы одновременно пришли в норму, и наступила тишина. На обзорном экране правого борта ярко поблёскивала многомиллионная гирлянда звезд, на левом ослепительно сияла огромная голубая звезда-солнце. Капитан сверился с приборами и, несмотря на неимоверную усталость, улыбнулся счастливой улыбкой человека, осознавшего, что самое тяжёлое уже позади. Планетная система Втери — 5, их первая точка в череде пространственных переходов, раскрывала им свои объятия. Капитан устало смежил веки и провёл рукой по лицу, словно сметая всю накопившуюся за день усталость, затем включил внутрикорабельный громкоговоритель и, стараясь говорить ровно и спокойно, бросил лишь два слова.