— Господа, вам первым выпала честь ступить на вновь открытую планету! Но честь подразумевает ответственность. Ответственность при приземлении на чужую планету подразумевает осторожность. Осторожность подразумевает… — запнувшись, капитан решил не рассказывать, что же подразумевает предосторожность, а перешёл, как ему показалось, к делу. — Нельзя предугадать, что ждёт вас на её поверхности. Возможно, вам придётся применить оружие. Как я уже сказал, мы не знаем тайн этой планеты. Гм, и кстати, она ещё не названа. Я, как капитан, имею приоритетное право дать ей имя, но… — он сделал эффектную паузу, — с удовольствием рассмотрю ваши предложения, высказанные после возвращения из этой небольшой экспедиции. Но мне бы не хотелось одного, а именно: вынужденно называть планету именем одного из вас. Надеюсь, вы поняли, что я имею в виду?! Теперь ступайте. Счастливого вам пути и возвращайтесь все вместе! Сергей утвердительно кивнул, отдал честь и, сделав шаг в сторону, повёл свою разношерстную команду в сторону корабельного ангара.
— Госпожа, сейчас самое удобное время, чтобы разделаться с ними! — предложил всё тот же голос, что несколько ранее звучал в тесной кабине лифта.
— Нет, не сейчас!
— Но Вы же сами сказали, что мы уничтожим их, как только они станут готовиться к высадке!
— Я передумала, — женщина недобро прищурилась. — Пусть они сперва соберут о планете все сведения, что только смогут. Нам ни к чему торопиться.
— Но госпожа, каждый лишний день — это лишний риск, кто-нибудь может догадаться!
— Успокойся и делай, что тебе говорят. Пусть они летят, и ты полетишь с ними, возьмешь ботаника, пусть изучит местную флору и фауну. Может и нам когда-нибудь пригодиться эта планетка! — женщина тихо засмеялась. — Лет так через миллион. А людишек мы захватим чуть позже, тёпленькими.
Голоса стихли, и вскоре в коридоре раздавались лишь гулкие отзвуки уходящих в разные стороны шагов.
Помощник капитана поджидал готовую к высадке группу, стоя у открытой дверцы транспортника. Он приветливо улыбнулся и, торопливо запрыгнув во второе пилотское кресло, опустил фонарь кабины. Шедший в замыкании Сергей окинул взглядом серую громадину, в которую ему предстояло влезть, и невольно присвистнул. Транспортный околоземный глиссер сильно отличался от его наземных, или, точнее, атмосферных собратьев. У него не было крыльев, и дюзы были более широкими, сделанными из толстых слоёв сверхпрочного термостойкого сплава, почти по старинке названного композиционной булатной сталью. Хотя какое отношение имел этот полуметалл-полупластик к стали, неизвестно. Кабины спаренно сидевших пилотов были разделены толстыми бронеперегородками. Такая же бронеперегородка отделяла от них транспортный отсек, представлявший собой герметичный цилиндр с располагавшимися в нём тремя длинными рядами кресел. Снаружи всё это техническое чудо покрывала тонкая плёнка термозащиты, едва угадывающаяся на гигантских контурах космолёта. Привычные на околоземных транспортниках и лайнерах иллюминаторы заменяли такие же округлые экраны, по три с каждой стороны, так что каждый желающий мог любоваться мелькающим за бортом пейзажем. Кроме кресел, в десантном отсеке, в противоположной от единственного входа стороне, стоял вмонтированный в корпус большой квадратный ящик, предназначенный для сыпучих или иных, не имеющих твердой структуры грузов. Снаружи он закрывался на надёжный, но удобный для открывания замок — щеколду. Что собирались перевозить в этом ящике — оставалось лишь догадываться.