Хасанов приподнялся над камнем, окинул взглядом окружающую местность и улыбнулся. Затем улыбка медленно сошла с его лица, и тяжелые скупые слёзы, заскользив по щекам, стали падать на обожжённую горячими осколками и обильно политую людской кровью землю…
Легионеры, брошенные на Марс к концу третьего дня с момента начала конфликта, недоумевали, как сумел один недоукомплектованный тяжелым вооружением легион почти три дня сдерживать бешеные атаки дьявольской военной техники, не давая ей прорваться и уничтожить колонию ново-марсианских переселенцев. Про самого Ивана Михайловича и его легион-бригаду уже ходили легенды, но никто не знал, что от тысячи человек личного состава легиона в живых осталось двадцать пять бойцов, а сам легион-генерал с тяжёлыми ранениями в этот самый момент воевал со смертью, и никто не мог предсказать исход этой битвы.
Придя в сознание, и кое-как оклемавшись, генерал Ильченко первым делом потребовал возвращения себе оружия и обмундирования. Ему ответили отказом. Тогда, разбушевавшись, он пригрозил вызвать сюда разведроту. Ему не поверили, но спорить дальше с боевым генералом не стали, дали подписать бумагу, свидетельствующую об отказе в медицинском обслуживании, и отпустили на все четыре стороны. Скорбную весть о смерти жены он узнал накануне, узнал по телевидению, но время слез уже кончилось, и теперь, как бы не было больно, надо было жить дальше. А потому, выйдя из госпиталя, генерал сразу же поспешил не на могилу горячо любимой жены, которую уже всё равно было не вернуть, а в экстренно созданный интернат для детей, где временно находилась его дочь Нина. Последние сутки для Ивана были кошмаром. Он, чтобы не возвращаться к свалившемуся на него горю, пытался отвлечься, забыться, читая книгу и размышляя на далекие от реалий темы, но тщетно… В соседней больничной палате грохотал телевизор, по которому проклятые репортёры, падкие до сенсаций, то и дело крутили ролики, восхвалявшие столь героическую супружескую пару, и во множестве смакующие героическую гибель Нины. Многочисленные интервью, взятые у свидетелей подвига генеральской супруги, были полны ужасов, которые им, свидетелям, пришлось стерпеть, помогая Зинаиде Фёдоровне Ильченко выводить детей из рушившегося здания школы. Больше всех ораторствовал бывший директор. По его словам, мужественная женщина умерла буквально у него на руках. В качестве доказательства он показывал репортёрам малолитражку, якобы по поручению супруги генерала выведенную им из-под обстрела.
— Шкура! — невольно вслушиваясь в доносившиеся из-за стены звуки, подумал генерал, и каким- то внутренним чутьём представив, как всё обстояло на самом деле, заскрежетал зубами. Неумеренная жажда собственноручно придушить гада, временно притупила боль потери и, казалось, придала сил. Ему хотелось действовать, бежать, идти, ползти, чтобы найти и наказать подонков и негодяев.
"Но кто ты, чтобы столь строго взимать за чужие ошибки и слабости, пусть даже они невольно и обернулись чьей-то гибелью?! — внезапно мелькнувшая в голове мысль заставила взять себя в руки и успокоиться. — Что есть большая добродетель — наказать злых или спасти невинных? И кто, кроме бога (если он существует), может определить меру воздаяния? Если мы не можем соизмерить собственные поступки, то как мы можем выбрать мерило чужих? Бог… я хочу, чтобы он был, чтобы он существовал в заоблачных далях! Без него, всё видящего и всемогущего, моё существование теряет смысл. Если его нет, то как я смогу встретить её снова, когда уже не осталось никакой надежды?! "