— Гражданин, немедленно отойдите! Вы что, не видите, кто рядом с вами?.. Сейчас я буду стрелять!
— Вижу я все прекрасно, старшина, — улыбаюсь я ему. — Только ни в кого вы стрелять не будете. Не в кого тут стрелять. Понимаете?
И становлюсь боком, чтобы загородить от старшины мою Хоангу. С него станется, пальнет наобум…
Старшина теряется и почти сразу находится.
Сказывается выучка.
— Почему без намордника? И без поводка? Не положено!
Я честно пытаюсь представить себе Хоангу на поводке и в наморднике — в результате чего начинаю хохотать.
— Ну я… мне тово… сообщить придется! — Старшина сконфуженно пятится, тыча пистолетом в кобуру, безнадежно промахиваясь; и на усатом лице его помимо воли начинает проступать простодушная улыбка.
Увидел наконец!
Я машу ему рукой, и мы идем дальше.
И нам совершенно все равно, сообщит старшина куда-нибудь или нет. От нас не убудет.
Мы идем по просыпающемуся городу, моя рука лежит на спине Хоанги, и нам обоим хорошо.
Видите? — это мы.
А это вы.
Наконец мы сворачиваем в переулок, в котором я живу. Хорошо, что жена вчера убрала квартиру, — стыдно было бы привести Хоангу в тот захламленный вертеп, который обычно представляет из себя наше обиталище. Но сегодня — другое дело. Жена как чувствовала, умница!
Все-таки не зря я бредил тиграми всю свою сознательную жизнь! Жена сама не раз покупала мне календари и открытки с усатыми мордами, полными сурового обаяния, — и теперь она ничуть не удивилась.
— Нашел свою ненаглядную? — Брови ее шутливо хмурятся. — Одной женщины мало, развратник? Как зовут-то хоть?
— Хоанга.
— Хоанга, ты, наверное, голодная? Этот обормот о еде, конечно, и не подумал!
Хорошая у меня жена!
Завидуете?
Вообще-то тигры едят мясо. Много. Это если кто не знает.
Хоанга тоже ела мясо. Наверное. А еще она ела мороженое «Забава», наполовину сливочное, наполовину шоколадное. И кизиловое варенье, деликатно выплевывая косточки в миску.
Но об этом — после.
Вы когда-нибудь пробовали пригласить тигрицу в городскую квартиру? Пусть даже достаточно большую, четырехкомнатную?
Подозреваю, что нет.
Так вот, я вам открою страшную тайну — ей там будет тесно!
Стоит ли удивляться, что спустя час мы снова выбрались на улицу: Хоанга, я, моя жена и сын. Всей семьей.
И пошли бродить по городу.
Я всегда любил месяц май. И всегда знал, предчувствовал: если моя жизнь когда-нибудь перевернется с ног на голову — это непременно случится в мае.
Вы никогда такого не чувствовали?
Да, чудес не бывает навсегда. И даже надолго. Но май морочил нам головы, и мы искренне верили, что ошиблись.
Мы гуляли по улицам, бесконечно ели мороженое, с полчаса просидели в маленьком кафе под открытым небом, а люди за соседними столиками улыбались нам, и подмигивали Хоанге, и еще предлагали заказать соленых орешков или пепси-колы, — а Чудо улыбалось им в ответ своей неповторимой улыбкой; в итоге я всерьез начал ревновать тигрицу к ним всем…
О, будь я сам тигром!
Нет, тигром я не был. Но все равно сидел и блаженно улыбался.
Почти как Хоанга.
Зря смеетесь: так, как у нее, у меня все равно никогда не получится.
И у вас — тоже.
Когда мы уходили, нас не хотели отпускать, а горбоносый грузин-бармен все кричал вслед:
— Прихадыты ищо! Завтра прихадыты! Завтра! Я вашэй красавицэ такой шашлык сдэлаю!..
Нас фотографировали — и мы, включая Хоангу, ничего не имели против. А один парень с «Полароидом» вскоре догнал нас и неловко протянул снимок.
— На память! И еще… — Он повернулся к Хоанге. — Спасибо, что ты есть! Это просто здорово!
Хоанга благосклонно обошла вокруг фотографа, потершись об него.
— Можете ее погладить. Она разрешает, — улыбнулся я. — И не забудьте почесать за ухом.
…Парень ушел, обалдев от счастья, и еще долго оглядывался, пока не затерялся среди прохожих.
— Да, Хоанга, он прав, — наклонясь, прошептал я тигрице. — Спасибо, что ты есть.
«Пожалуйста», — вежливо дернулось ухо, за которым минутой раньше чесал счастливый парень.
Ночь. Цикадами потрескивают рдеющие угли, покрываясь мудрой сединой пепла, без конца пищит какая-то ночная птица, и сияющие глаза звезд с прищуром смотрят на землю.
Кто сказал, что звезды — холодные и колючие?
Они теплые и добрые. Они образуют в небе свое межзвездное братство, где бриллианты идут по цене пыли под ногами; и когда-нибудь мы тоже…
И вы.
Мы лежали у костра. На прихваченном с собой широченном пледе в легкомысленную клетку — он оказался настолько велик, что места хватило всем, даже нашей замечательной тигрице.