- Я думаю пожить у мамы какое-то время, - внезапно сообщает она этим двоим за ужином.
Папанедреус вскидывается. Он прекрасно понимает, что жена слетела с катушек, и для девочки это не лучший вариант. Но дьявол (уже нет сомнений) держит его за руку, прикладывает палец к губам, уговаривает: «Тише, тише…»
- Ничего, - вымученно улыбается Инга. – Я побуду с ней, и все наладится. Она просто скучает. Ну, ты же знаешь ее характер. Все принимает слишком близко к сердцу.
Папандреус сопит. Ему-то кажется, что дела обстоят куда хуже. Нет, он уверен. Или нет? Вдруг само собой правда все наладится? Но как все это некстати. Предстоящее рождение ребенка. Л чувствует себя все время разбитой, у нее отеки, она раздражительна. Убийственно умна. В однокомнатной весь этот компот практически невыносим.
- И как раз каникулы, - жизнерадостно вспоминает Инга – да, вот каникулы – это самое главное. – А вы как раз тут обустроитесь. Ну, и…
Она стекленеющим взглядом упирается в возвышающийся живот. Л перехватывает этот взгляд с негодованием, будто он рентгеном может просветить ей внутренности и что-нибудь там расстроить. Как опытная, погулявшая кошка она чует нечисть и спешит перебежать ей дорогу.
И Папандреус молчит.
Он покупает Инге билет на поезд в Н со смешанным чувством облегчения и гадливости к самому себе.
Но Инга не собирается в Н. Держи карман шире. Внутри у нее нет больше ничего живого. Там снег, лед, пустота и обрывки хаоса, парящие в невесомости. Большой взрыв не состоялся, вселенной не будет. Не в силах выносить того, что творится с ней, другой, она уже почти решилась.
На другом конце М осатаневшая Инга каждый день ужасается самой себе и тому, что из-за нее случилось. Она во всем винит себя, одну себя. Ей хочется перерезать себе вены. Но оказывается, жить хочется еще больше. Едва она пробует выйти из дома, Мамандер виснет на плечах грузной мертвой мокрой выдрой. Ее речи становятся бессвязными и опасными. Ее мысли трансформируются с каждым днем. Теперь она считает, что вряд ли боженька наградил бы ее так щедро, послав на землю обратно ее славное дитя. Это фантастика. Наоборот. За ее грехи (о, она-то знает) ей, скорее всего, достался кто-то нечистый. Морок. Мираж. Призрак. Или хуже - это сам Демон разгуливает по ее дому. Туман, приведение. Словом, нежить. Она следит за Ингой настороженным взглядом из-за склеенных сумасшествием ресниц.
Инга, убежавшая от Папандреуса, знает, что Инга, желающая сбежать от Мамандера, дошла до точки. Голодная, оборванная и издерганная, она рада бы утопиться в ванной, да ей не хватает мужества. Она знает, что это конец, но все равно не может решиться. Она ничего не хочет больше, кроме как встретиться с самой собой, слиться, соединиться обратно, обрести покой. Ее больше не волнуют вопросы. Она хочет просто, чтобы ее не было.
Инга мечтает уйти, убежать, найти себя, другую, лучшую (она тоже знает это), обнять, вдохнуть, вернуть назад. Но та, другая, проворнее. Она тоже устала, ее можно понять.
- Прости, - говорит Инга. – Прощай, родная.
Инга, успешно справившаяся с замком и добежавшая уже до 3 этажа (главное - действовать осторожно – Мамандер спит, она открыла дверь очень тихо) вдруг замирает, схватившись за перила. Она больше не знает, что делать, куда ей податься? Внутри оборвалась целая жизнь, что-то выключилось, чего-то больше нет. Лифт оборвался, все уплыло. Это что – черное впереди? А? Она не чувствует больше прикосновения к раковине в ванной у Папандреуса, не ощущает спиной ледяной пронзительный взгляд Л. Ей страшно. И она понимает, почему. Брошенная киска громче всех молчит.
- Ты убила мою девочку. Ты убила мою девочку, - вдруг слышит она яростные пыхтение за спиной.
Это Мамандер выбралась из квартиры. Она стоит в халате, растрепанная, высокая, всего на несколько ступеней выше нее, а кажется античной колонной – далекая, статная. Качается, как осина под ветром.
- Ах ты Демонюга, - сощуривается Мамандер, - ну-ка, давай, я отправлю тебя обратно в ад. К Сатане. Что ты сделала с моей дочкой, сука? Куда ты дела ее тело? Может, мне раскопать? Посмотреть? Ну, что скажешь?
Инга пятится назад. Что ей делать? Она совсем одна. Она не чувствует сил. Кровь у нее не кровь, а так, воздух. Но это не тот воздух, что может поднять вверх, спасти, в нем нет дыхания. Это мертвое, застоявшееся ничто. Она ничего не чувствует. Она просто горько-горько выдыхает и устало закрывает глаза.