Инга на кухне вздыхает облегченно и принимается наворачивать суп. Мамандер весело фыркает – все списывается на волнения и нервы – последний месяц для всех троих был очень тяжелым, но слава богу, теперь-то все позади, на стенку лезть больше не нужно. И даже хорошо, что он уехал в М. Зная его инфантильность, она уверена, что больше они его не увидят. С глаз, как говорится, долой. Единственный вопрос у нее остается к самой себе – о чем только она думала раньше? Но вскоре и этот вопрос растворяется в кофе.
В самолете, на значительной высоте, приподнятый над суетой, Папандреус прозревает. Он вдруг осознает, что только что наделал. Его охватывает нешуточное беспокойство по поводу всех этих вещей, которых раньше удавалось успешно избежать – школьные заботы, специальная девочковая одежда, а то и кое-чего похуже. Он растерян. Глядя в иллюминатор, где небо не проявляет ни капельки понимания, с ошарашивающим равнодушием предъявляя лишь дурашливые облака и пронзительную голубизну, он думает, как они день за днем будут жить вдвоем в съемной однешке. Весь это быт? Он обнаруживает, что лучшим решением было бы беспрекословно велеть ребенку немедленно ехать домой – твердым, черт, уверенным голосом. Он пытается проанализировать, что помещало ему сказать «нет» и приходит к выводу, что всегда боялся нервов, слез, криков, а главное – этого специфического женского неодобрения - гораздо больше, чем каких-то других проблем. Ведь со всем остальным он неплохо справляется, так? На это в основном уходит время полета. Разбор себя по косточкам. Впрочем, как всегда. Когда при посадке просят пристегнуть ремни, Папандреус снимает очки, трет переносицу. Он косится – Инга делает вид, что спит. Трогательная и беззаботная, она кладет голову ему на плечо и бормочет:
- Всего два часа лететь-то. Жалко, что не кормят. Есть хочу. А ты чего поездом не ездишь?
- Не люблю поезда. Да и долго.
Инга зевает от души – она сегодня хорошо потрудилась и заслужила отдых, и, несмотря на турбулентность, засыпает на несколько минут уже по-настоящему.
На самом деле Инга в своей комнате, как и Инга в самолете чувствует себя одновременно сытой и одновременно голодной. Она сразу и спит, и читает. Сначала страх - она не выдержит, сойдет с ума, настолько это необычно. Но вскоре выясняется, что ничего сложного или страшного не случилось, она удивлена, насколько быстро привыкла и освоилась. Никакого дискомфорта. Жизнь прекрасна вдвойне. И главное – никто же не знает. Не надо ничего выбирать. Можно быть там, где ты хочешь, с тем, с кем хочешь. Все просто. Если так - на самом деле ничто в жизни не сложно. Ничто не невозможно, как оказалось. Интересно, она одна такая?
Когда Инга засыпает, не додумав до конца список вопросов к самой себе, самолет садится на обледенелую полосу в М. Вконец измучившийся сомнениями, нервный и расхристанный Папандреус звонит Мамнадеру, чтобы удостовериться. Он все еще надеется, что его дочь сбежала без разрешения. Будет новый виток - тяжелый и мучительный процесс возвращения, но это лучше, чем если бы… Если бы что? Если бы он принял на себя обязательства? Взвалил обузу? На всю жизнь, так? Сейчас как никогда ему нужен простор, размах, свобода. Новый Папандреус решает, уезжая, что возьмет с собой только необходимый минимум – ничего лишнего.
«Пусть бы она сбежала, - говорит он себе, - что с того?» Он горд - даже ребенку ясно, что с этой женщиной жить невозможно. Полюбуйся на себя, до чего ты докатилась - от тебя ушла собственная дочь.
- Да? – слышит он сонный и крайне недовольный голос жены.
После сообщения о том, что они с Ингой в М, следует короткая пауза. Вздох. Какого лешего? И негодующая отповедь.
- Как ты достал, слушай, а! Не ешь мои мозги, очень прошу. У меня и без того от тебя уже дырка в черепе. Не знаю, как заделывать буду.
Мамандер с негодованием отключает телефон. И Папандреус долго и недоуменно смотрит в отмерший экранчик, пожевывая нижнюю губу.
Если бы мы все жили в Небесном переулке
Где нет супермаркетов, фонарей, машин и заборов, а только дома и дорога, чуть подернутая легким туманом, уходящая в гору, вверх и упирающаяся в самый горизонт.
Мы были бы добрее. И, может быть, счастливее.
И пусть всегда будет ранее утро. Пусть все просыпается, еще не вполне осознавая вчерашний и будущий дни, пусть на лужайках как на ладошках лежат мячи и велосипеды. Пусть.
Но мы выселены оттуда за упрямство, злобу или зависть.
Мы мучаемся и рвемся.
Но вряд ли 14-летнюю Ингу такие вещи волнуют всерьез. Гораздо важнее сейчас сдать контрольные. И поладить с классом. С обеими классами. Учиться «вдвоем» - весело. И можно влюбляться сразу в двух. Не сложится с одним – сердце успокоится гораздо быстрее на другом. Подружек и мороженого в два раза больше. Не все просто, конечно, но терпимо в конце концов. Месячные начались одновременно. И жизнь течет потихоньку.