— Не совсем так. Последние банды удалось ликвидировать лишь в начале тридцатых годов. Одни сложили оружие, другие бежали… Там особенно зверствовал некий Ачил–бек. Сильный, злой, беспощадный… Недаром его Иль–барсом прозвали. Он и впрямь был свиреп, ловок, хитер и кровожаден, как барс… Рассказывали, будто бы он однажды с этим хищником на какой–то горной тропе возле Терсея повстречался и победил. Легенда, конечно, по у нее была подоплека… Так вот, наши конники преследовали его банду до самой границы. Ушел, подлец. Через Пьяндж. А десять лет о нем ни слуху ни духу, представляешь? Были, правда, сведения о том, что он осел в Тегеране и, пустив награбленные ценности в оборот, открыл универсальный магазин… Мы уже и думать о нем забыли, как вдруг он опять объявился. И где?.. В тех самых краях. А он, надо тебе знать, не такой уж дурак, чтобы самому в петлю лезть. Знает, что теперь не двадцатые годы и рассчитывать ему не на что. Но, как видишь, хочет приияться за старое… Стало быть, у него есть веские причины. Теперь у него в банде сабель двадцать, не больше, но поди найди ее в Каракумах!..
— Он собирается поднять восстание?..
— Я ведь тебе говорил, что он не дурак.
Полковник открыл тонкую папку, лежавшую на столе, и придвинул ее к Мещеряку.
— Вот, ознакомься, — сказал он.
В папке хранились жухлые вырезки из старых газет, какие–то мутные любительские фотокарточки и записи, сделанные со слов очевидцев. Действовал Ачил–бек в низовьях Аму–Дарьи. Но разве можно верить очевидцам? По их рассказам, Ачил–бек был великаном с орлиным взором, хотя на самом деле, очевидно, он был просто высок, сухощав и горбонос. Особые приметы? Никаких… То, что Ачил–бек носил бородку и не расставался с кривой саблей в инкрустированных золотом ножнах, можно было не принимать во внимание… За десять лет он мог растолстеть, а саблю сменить на автомат. К тому же в папке не было ни одной его фотографии. Зато в ней не было недостатка в снимках его жертв: обезглавленные трупы, люди с отрезанными носами, со вспоротыми животами…
Мещеряк закрыл папку.
— Что скажешь?
— Он работал на англичан? — спросил Мещеряк.
— Само собой.
— А сейчас?
— На немцев, — ответил полковник. — Он им срочно понадобился. Не исключено, что какой–нибудь немец находится при нем.
— Советник?
— Наставник, так будет вернее… Ну, что скажешь? Меня интересует твое мнение.
— Он все время действовал в одном районе…
— Правильно, — полковник кивнул. — Там, очевидно, остались его люди. Он наверняка постарается использовать старые связи.
— Шпионаж?
— Не думаю… Не для того его наняли. Его цель — диверсии. А может, и террористические акты… Есть предположения, что он будет интересоваться аэродромами и железной дорогой… Надо его обезвредить.
— Когда ехать? — спросил Мещеряк.
— Завтра, голуба моя… — Полковник положил руку ему на плечо. — На самолет мы тебя устроим, договоримся с летчиками. Долетишь с ними до Баку, они туда матрицы центральных газет возят, а там доберешься до Чарджоу… Тебе нужны помощники?
— Есть один парень. Нечаев…
— Хорошо, — полковник кивнул. — Еще что? Зайди к полковнику Куюмджяну, он тебя проинструктирует…
Грузовой «Дуглас» был завален тяжелыми тюками. Вдоль его бортов тянулись узкие железные скамьи, на которых неудобно было сидеть. Захочешь поглядеть в иллюминатор — свернешь себе шею.
«Дуглас» отправился в очередной рейс с того же Центрального аэродрома, на который вчера прилетел Мещеряк. На аэродроме не переставая шумели пропеллеры, и машинный ветер сваливал набок высокую шелковистую траву, росшую по обе стороны взлетной полосы. В зале ожидания, набитом битком, устало дремали пехотные полковники и майоры в брезентовых сапогах, по нему сновали пилоты в летных куртках, подбитых искусственным мехом, в неуклюжих унтах. Только Мещеряк был во флотской форме.
Он нисколько не удивился тому, что встретил на аэродроме знакомых, которые тоже собирались в южные края, было бы куда удивительное, если бы он их там не встретил. Мысль о том, что другим, возможно, поручено то же задание, что и ему, не ранила его самолюбия. Иначе и быть не могло. На месте полковника он поступил бы точно так же.
В самолете было холодно. «Дуглас» шел навстречу солнцу. Посреди самолета стоял стрелок и, сжимая рукоятки пулемета, вглядывался в пустоту неба над головой — оттуда в любую минуту могли появиться немецкие самолеты. Увидев, что Мещеряк сидит, поджав ноги, стрелок посоветовал ему прилечь на тюки и отдохнуть. Лететь им еще долго. А часа через два, когда ребята организуют завтрак, стрелок его разбудит.