— Мне бы надо было там побывать.
Она не поняла и спросила:
— Зачем?
— Еще не знаю. Но, возможно, я смогу что–нибудь выяснить, — ответил он. В эту минуту он жалел, что рядом с ним нет Мещеряка. Справится ли он сам с таким щекотливым делом? Ведь прошло уже три месяца. Какую ниточку он найдет в катакомбах? Но ехать надо. Мещеряк поступил бы точно так же.
Нечаев верил Ольге Андреевне. И чувствовал себя обязанным вернуть незнакомому ему человеку его доброе имя.
— Правда? — ее глаза ожили, в них появилась надежда. — Тогда я все устрою. Одним нам не справиться. Я приведу друзей, они тут близко живут, отец и сын. У нас в отряде они были подрывниками. Мне они не откажут.
Утром она привела своих друзей. Узкоплечего парнишку и его отца, здоровенного детину, типичного рыбака с широкими, крепкими руками, привыкшими к веслам. «Сазонов», — назвал себя старший, пожав руку Нечаева с такой силой, что у того онемели пальцы.
Они проехали через весь город. А вот и Пересыпь. Сожженная, взорванная. «Виллис» обогнул ракушняковую гору, ведущую к Хаджибейскому парку, и покатил к Усатовым хуторам. В некоторых скалах виднелись трещины. Это и были входы в катакомбы. Но в большинстве своем они были взорваны и завалены.
— Здесь! — Ольга Андреевна, положила руку на плечо водителя.
Машина остановилась.
Дальше они пошли пешком. До главного входа, о котором рассказывала Нечаеву Ольга Андреевна, было метров четыреста. Он был плотно забетонирован. Тем не менее Нечаев тщательно осмотрел его, а потом облазил скалу со всех сторон. Но ничего интересного обнаружить ему не удалось.
— Ну как? — Глаза Ольги Андреевны молили его о помощи.
— Покамест ничего, — ответил Нечаев. — Надо бы спуститься в катакомбы.
— Тогда поехали, — сказала Ольга Андреевна.
Машина спустилась в скалистую балочку, из которой выбралась с трудом, и Нечаев увидел сложенную из ракушечника и крытую камышом хибару, обнесенную высокой изгородью.
У ворот стояла женщина с повязанной платком головой.
— Здравствуйте, Семеновна, — сказала Ольга Андреевна. — А где хозяин?
— В городе.
— Это наши люди, — пояснила Ольга Андреевна, обращаясь к Нечаеву. — Машину оставим здесь.
Соскочив на землю, Сазонов–младший зажег фонари и отрегулировал их. Для него это было привычным делом.
Пришлось спуститься во вторую балочку. Там, в грязно желтевшей скале, Нечаев увидел узкую щель.
— Это выход «Семечки», — сказала Ольга Андреевна. — Мы его прозвали так потому, что здесь был пост и караульные лузгали семечки.
Просунув в щель фонарь, Сазонов–младший медленно полез в узкий проход, посоветовав Нечаеву поберечь голову. Остальные последовали за ним.
Держась за ноздреватую скалу, Нечаев почти съехал вниз и попал в пещеру бывшей каменоломни, потолок которой был так высок, что можно было выпрямиться во весь рост. Но вскоре потолок стал понижаться, а стены сузились. Подземный ход был крут. Нечаеву пришлось согнуться и опереться на шомпол, который ему перед спуском в катакомбы сунула Ольга Андреевна.
Впереди с фонарем шел Сазонов–младший. Его отец замыкал шествие.
Вдыхая затхлый и спертый воздух подземелья, Нечаев дышал часто и трудно. Фонарь освещал низко нависшие своды. Было душно. Иногда ход так суживался, что приходилось ползти на животе, и тогда пыль сыпалась за воротник кителя.
Свернув в одно из ответвлений, парнишка остановился.
— Пришли, — сказал он Нечаеву.
Это и был подземный лагерь.
Лагерь… Парнишка поднял фонарь, и тени стали длиннее, подвижнее. Тут и там валялись какие–то ржавые ломы, кирки и лопаты со сломанными черенками. На каменном столе стояла мертвая коптилка, сооруженная из плоской бутылочки из–под духов, лежал тощий оккупационный журнальчик «Колокол». В ближнем углу Нечаев увидел груду заржавленных гильз.
Потом он перевел взгляд на степы. Они, как и везде, были покрыты черными и белыми иероглифами, понятными только подпольщикам. К одной из них был прибит какой–то листок. Оказалось, что это партизанское воззвание. Партизаны обращались к жителям Одессы: «Священный долг каждого патриота нашей Родины требует…»
Лагерь… Несколько комнат, вырезанных в скале. Каменные нары, покрытые слежавшейся соломой. Ниши для оружия. Старое ведро, веник… Здесь на пишущей машинке печатались листовки, разрабатывались планы боевых операций. А вот и кухня, в которой на примусах готовили еду, и кадка для муки, и ящики для продуктов, вер честь по чести. Здесь, в подземелье, приходилось держать не только кур, но и откармливать поросят. В стойлах стояли даже коровы.