Капитан Вегер явно был против версии ограбления и пытался убедить в этом оперативно-следственную группу, собравшуюся в кабинете начальника милиции на первое свое совещание. Напротив Вегера сидели и районный прокурор Стрелец, и майор Романюк, за столом которого, откинувшись на спинку кресла, удобно устроился следователь из области Иван Афанасьевич Тур.
За распахнутыми окнами играл веселый солнечный день. Древний закарпатский городок жил своей будничной жизнью. В полдень над улицами и дворами повисло марево горячего влажного воздуха, в котором и люди, и дома, и деревья словно струились, причудливо изменяя свои очертания. Акация под окнами кабинета Романюка отцвела и уже покачивала бахромой тонких ярко-зеленых стручков. Зато расцвела липа, и ее густой и сладкий аромат повис и во дворе, и в строгих комнатах милиции.
— К тому же, — продолжал капитан Вегер, — с вечера была накормлена корова и собака заперта в сарай. Ясно, что хозяйка кого-то ждала, причем из числа людей знакомых, которых не боялась.
— А может быть, она заперла собаку еще днем, а на ночь забыла выпустить?
— Днем на Староминаевской собак не запирают, а, наоборот, выпускают, чтобы они бегали вдоль проволоки: хозяева-то днем или на работе, или отлучаются куда-нибудь еще, — ответил за капитана участковый Козак.
— Корова накормлена, — повторил Вегер. — Занавеска на окне одной из комнат приоткрыта. Тоже признак того, что кого-то ждали, выглядывали из окна: идет — не идет.
— Отпечатки пальцев на рюмках сняты?
— Да, — ответил Вегер. — На одной. Вторая упала и разбилась. Отпечатки на уцелевшей рюмке принадлежат не Каталин. Вероятно, это отпечатки пальцев ночного гостя.
— У меня есть вопрос к эксперту, — сказал Романюк. — С какой силой нанесены ножевые удары?
Невысокий, с широким, плоским лицом судмедэксперт Мигаш привстал:
— С большой.
— Значит, убийца был человеком сильным, наверно, молодым, — констатировал майор.
Мигаш пожал плечами.
— В состоянии аффекта или стресса сильный удар может быть нанесен человеком физически слабым. Убийство — зверское, совершено с дикой яростью. И опытной рукой, — добавил эксперт. — Единственная рана Илоны — смертельна.
— Если это грабитель, — заметил майор, — то оснований для зверства у него не было. И вообще убийство во время банального ограбления? Вряд ли. Не похоже. Тут надо думать.
— Что мы и делаем, Петр Иванович, — усмехнулся следователь Тур.
— Грабитель мог быть охвачен страхом, — добавил судмедэксперт. — Не помнить себя. И, как известно, убийца звереет от пролитой им крови. Так что вполне возможна и эта версия.
— Конечно, убийца — человек дюжий, — сказал Вегер. — Задушить Каталин Иллеш, крепкую женщину сорока шести лет, было не просто…
— Я хотел бы обратить ваше внимание и на то, — продолжал Мигаш, — что из четырех ран Евы только две смертельны, две же другие — на руке и на лице. Очевидно, девушка проснулась и оказала убийце сопротивление. В темноте он, несмотря на всю свою преступную сноровку, не смог сразу ударить ее ножом…
— Ева, наверно, закричала, — заметил Романюк. — И он растерялся.
— А почему мы все время говорим об убийце в единственном числе? — спросил районный прокурор, он отошел от стола и, остановившись у раскрытого окна, глубоко вдохнул свежий воздух. У него было скверное настроение и свой личный счет к преступникам, которые сорвали ему (это было уже ясно) отпуск, впервые за много лет полученный летом, когда можно было отправиться со всей семьей на юг, к морю.
— Ну, — после короткой паузы ответил Вегер, — хотя бы потому, что стол был накрыт на двоих: две рюмки, две тарелки, две вилки…
— Установлено, когда они ужинали?
— Приблизительно за час до убийства, которое произошло между двенадцатью и часом ночи, — ответил Мигаш.
— Допустим, что ужинали только гости, — не сдавался Стрелец. — Могло ведь быть и так.
— Конечно, — согласился Романюк. — Девочки спали, а Каталин…
— Товарищ майор, — сказал Мигаш, — зачем гадать? Уже есть данные экспертизы. Перед самой смертью Каталин Иллеш ела и пила вино.
— А разве не мог кто-нибудь побывать у нее в гостях и уйти себе, пожелав спокойной ночи. А потом…
Последние слова Стрельца прозвучали для всех как-то странно.
— Все, конечно, бывает, — поморщился Тур. — Один поужинал, а другой убил. — Молодой способный юрист Тур уже вкусил успеха на служебной ниве, и это делало его несколько самоуверенным и чересчур категоричным. — Все возможно, Сидор Карпович. Но пока только в нашем воображении. Ничто не дает оснований строить такую… — он запнулся на секунду, — двухэтажную версию. — Тур коротко и резко взмахнул рукой, словно отсекая возможные противопоставления. Снова сделал паузу и, как видно, обрадовавшись неожиданно найденному эпитету, закончил довольным тоном: — Чтобы не блуждать вслепую, давайте подытожим наши данные о личностях погибших.
— Докладывайте, товарищ Вегер, — сказал начальник милиции.
Начальник уголовного розыска пододвинул к себе раскрытую папку и встал. Несмотря на солидный возраст, это был человек еще крепкий, полный сил. В его внешней неторопливости и степенности было что-то от крестьянина, который делает свое дело в милиции так же основательно и рассудительно, как на земле. Он и в самом деле был отчасти крестьянином. И не только по деду и прадеду, но и сам: до сих пор держал корову, откармливал свиней и имел виноградник, чтобы, как почти все местные жители, делать для своей семьи домашнее вино.
— Что касается вопроса о том, кто был в доме Иллеш этой ночью, — начал Вегер, — то я, Иван Афанасьевич, тоже допускаю наличие двух человек. У ворот, у калитки и во дворе следы двоих: резиновые сапоги и кеды. Также имеет определенное значение и тот факт, что смерть всех троих убитых наступила одновременно…
Начальник уголовного розыска прочитал анкетные данные Каталин, Евы и Илоны Иллеш и после короткой паузы продолжил:
— Ничем особенным эта семья от иных жителей Староминаевской улицы не отличалась… Немка по происхождению, Катарин (таково ее подлинное имя) Шефер перед захватом Закарпатья венгерскими гонведами вышла замуж за торговца мясом Карла Локкера и носила фамилию мужа. Когда в городке появились чехи, Карл Локкер стал известен скандальным поведением, не раз сидел в полиции. Он и его отец, Йоганн Локкер, придерживались провенгерской ориентации, подстрекали население против чехов. Осенью тридцать восьмого года, когда Закарпатье оккупировали хортисты, будущий муж Каталин стал жандармом, вскоре получил чин тержерместера, отличался изощренной жестокостью, был тайным агентом гестапо. За несколько дней до прихода советских войск его нашли в лесу повешенным. Каталин, видимо, для того, чтобы избежать выселения из Закарпатья, грозившего ей как жене военного преступника, поспешно вышла замуж за пожилого венгра Андора Иллеша, работника небольшой фабрики. Тот удочерил Еву — дал ей свою фамилию. Потом у них родилась Илона. Катарин стали называть Каталин — на венгерский лад. Только Андор Иллеш недолго жил с нею. Через пять лет он подал на развод и вскоре уехал к сестрам в Будапешт. Правда, — перевел дыхание капитан, — бывшей своей семьи он не забывал и время от времени присылал посылки. У Каталин был хороший дом — мы видели его, — а также корова, ценные вещи, добротная и красивая одежда, деньги. Начальник жандармского участка тержерместер Локкер в свое время немало натаскал. Да и Андор Иллеш, второй ее муж, кое-что оставил. Молва о зажиточности и стяжательстве Андора не умолкала. Он не только сам имел всегда два-три теленка на мясо, но не брезговал и краденым скотом, за что привлекался к уголовной ответственности. Сама Каталин работала на лыжной фабрике лакировщицей. И старшая дочь ее после окончания школы устроилась туда же. Словом, жили Иллеши зажиточно. И этого не скрывали.