— А где же еще теперь заработаешь? Только на нефти.
Кравцов отвечал коротко, не поднимая взгляда.
— Скажите лучше, зачем арестовали?
— Не догадываетесь?
— Нет. Я ничего не сделал.
— Ишь ты! — Майор Бублейников не выдержал и с размаху ткнул авторучкой в лист бумаги. — И глазом не моргнет!
Коваль укоризненно посмотрел на него.
— Ну так как же, Кравцов, задавать вопросы или сами расскажете?
— Что рассказывать?
— Где вы были в ночь на шестнадцатое июля и что делали?
— Я уже сказал.
— У вас есть свидетели?
— Зачем мне свидетели?
— Для алиби.
— Я не преступник.
— Что ж вы делали в ночь на шестнадцатое июля?
— Собирался в дорогу.
— Где?
— Дома, конечно.
— С которого часа?
— Точно не помню. Вечером.
— И долго?
— Может, в два или три часа лег спать.
— С вами еще кто-то был?
— Клоун.
— То есть Самсонов?
— Да. Он может подтвердить мое алиби.
Было, как говорится, не до смеха. И все-таки Бублейников саркастически хмыкнул. «Ворон ворону глаза не выклюет», — проворчал он, словно про себя. Коваль и Вегер, не отводя взгляда, пристально смотрели на Кравцова.
— И долго с вами был Самсонов?
— Пока не собрались.
— До двух или трех часов ночи?
— Да.
— А когда вернулись домой?
Кравцов был начеку. Весь превратился в слух. Лишнего слова не проронил ни разу. Только глазами, как голубыми лезвиями, посверкивал. И Ковалю казалось, что от напряжения и злобы даже уши Длинного прижались к голове.
— Я никуда из дому не выходил. Не темните, гражданин начальник.
— Весь вечер?
— Да.
Капитан Вегер по знаку подполковника подошел к сейфу и открыл его.
— Зачем же было так торопиться в дорогу? — спросил Коваль. — Собирай потом после вас брошенные вещи!
Кравцов молча пожал плечами.
— Так спешили, Кравцов, — продолжал подполковник, — что и сапоги забыли. А они ведь там, на нефти, пригодились бы.
Вегер извлек из сейфа сапоги.
— Ваши? — спросил Коваль.
Кравцов мельком взглянул на них.
— Не знаю. У меня таких вроде бы не было.
— Как же это не было, гражданин Кравцов? — укоризненно покачал головою Коваль. — Вы вспомните. Люди-то вас именно в этих резиновых сапогах видели, и хозяйка квартирная Фаркашева подтверждает…
— Резиновые сапоги нынче у каждого есть. И почти все одной фабрики.
— Но эти-то ваши!
— Может, и мои. Они все одинаковые.
— Нет, не все. Именно эти оставили следы на чужом дворе. Догадываетесь, на каком?
Кравцов пожал плечами.
— Вы знали Каталин Иллеш? — прямо спросил подполковник.
Кравцов на какое-то мгновение съежился, полоснул Коваля лезвиями глаз, но тут же, демонстративно расслабившись, ответил спокойно:
— Знал.
— Вы были у нее в ночь на шестнадцатое?
— В ночь? Ночью мне там делать нечего.
— А сапоги ваши там были. Может, вы их кому-то одалживали?
Кравцов криво усмехнулся.
— Что ж тут такого? Наниматься ходили. Она искала пастуха — корову пасти. От Евы узнал. Самсонов без дела шатался, я и его привел.
— Нет, не сходятся концы, — заметил Вегер. — Правду говори, Кравцов. Сам говоришь — в Сибирь собирались, так зачем же было наниматься?
— Потому и уехали, что не взяла нас вдова.
— Кравцов, вы подозреваетесь в убийстве Каталин Иллеш и ее дочерей, — сказал подполковник Коваль.
— Я?! — выкрикнул Длинный и сразу осекся. — Если человек судимость имеет, значит, ему все можно присобачить? Да?! — И, подняв голову, он уничтожающе глянул на подполковника.
— Вы были той ночью с Самсоновым у Иллеш, во дворе остались следы вот этих ваших сапог. Вам нет смысла отрицать свою вину.
— Это вы сперва докажите!
— Правильно, — сказал Коваль, — над этим мы и работаем.
— А вот допросим сейчас твоего напарника — он все скажет. Ты ведь его натуру знаешь, Кравцов, — добавил Вегер. — И тогда у тебя даже смягчающих не будет. Советую признать свою вину.
— Конечно, печенки отобьете — Клоун все скажет, что захотите.
— Тебе когда-нибудь отбивали?
— Из меня все равно ничего не выбили бы, — Длинный уверенно махнул тяжелой рукой.
— Итак, вы были там ночью?
— Днем, а не ночью.
— В котором часу?
— В два часа дня. Хозяйка прибегала с работы корову доить.
— Через забор нанимались? — не удержался от колкости Бублейников.
Кравцов замолчал. На лбу у него выступил пот.
— Через забор, спрашиваю? — повторил майор. — Как вы попали во двор?
Кравцов молчал.
— Следы во дворе у забора глубокие. Экспертиза свидетельствует, что от прыжка, — сказал Коваль. — Земля после дождя влажная была, мягкая. На сухой земле такие следы не остались бы. А дождь шел только вечером. Ну, так как же, Кравцов? Как вы все это объясните?
Кравцов снова промолчал.
— Молчание — не лучшее доказательство, — заметил подполковник и обратился к Вегеру: — Василий Иванович, свяжитесь с метеостанцией, пусть дадут точную справку, в котором часу пятнадцатого начался дождь. Ну, Кравцов? Что скажете?
Кравцов опустил голову:
— Я преступления никакого не совершил, — пробормотал он.
— А где ножи, которые с Самсоновым изготовляли в мастерской, а?
— Ножи? — как будто искренне удивился Кравцов. — Никаких ножей я не делал. Не такой я дурак. Двести двадцать вторую статью наизусть помню.
— Юри-и-ст, — сердито протянул Бублейников. — На тюремных харчах здорово выучился! Только главного не понял, что жить на свете надо честным трудом, что шилом патоки не ухватишь!
— Вам мои судимости поперек горла стали? — вскипел Кравцов. — Так я и знал! Вам бы хоть к чему-нибудь прицепиться, а там уж и дело пришить — раз плюнуть, это вы умеете, — он затравленно переводил взгляд с одного на другого. — Вот назвали убийцей — и амба! Вам что? Лишь бы дело закрыть.
— Ну, ну, Кравцов, полегче на поворотах! Судимости-то у тебя какие? Не простые. Не только за кражу по сто сороковой отбывал, а и по сто сорок первой, за грабеж, — подчеркнул майор.
— Я давно завязал…
— Может быть, может быть, — заметил начальник уголовного розыска. — А потом снова развязал.
И Вегер прищурился, словно хотел получше рассмотреть Кравцова.
— Ходить не умеешь — не побежишь, — мрачно вставил Бублейников.
— Я больше ничего не знаю, — сказал Кравцов упавшим голосом. — Больше ничего говорить не буду. Все. Я устал. — И он опустил плечи.
Когда Кравцова вывели, майор Бублейников пододвинул к себе целый ворох продырявленных бумажек.
— По-моему, вопрос ясен, — убежденно сказал он. — Установим, где их ножи, и можно обоих передавать следователю.
— Клоун все расскажет, — вслух подумал Вегер.
— Жаль только, что они имели время сговориться. — Бублейников вздохнул. — Попали бы они ко мне в то утро, совсем другой был бы разговор.
— И все-таки нет у нас прямых доказательств, — заметил подполковник Коваль.
— Будут! — уверенно произнес Бублейников и раздраженно швырнул скомканные бумажки в корзину у стола, так что часть их угодила на пол. — Я убежден! Вы руки, руки его видели, Дмитрий Иванович? Обратили внимание? Такие руки медведя запросто задушат. А он ими так и поигрывает, так и играет, как будто даже и на нас с вами броситься готов!
— Руки — да, но ведь не руками, а ремнем задушена была Каталин Иллеш! — напомнил Коваль.
— Нет, действительно, не все с ним ясно, — поддержал Коваля капитан Вегер.
— Пожалуй, да, — согласился майор. — Но если хотите, я еще один довод выставлю против них. Скажите, пожалуйста, на какие такие шиши катались они по всей стране, до самой Тюмени? А?! Откуда деньги взяли?! — и майор машинально схватил еще один лист бумаги и яростно проткнул его авторучкой.
V
После шестнадцатого июля
1
Второй допрос Самсонова начался с того самого вопроса, от которого в прошлый раз подозреваемый впал в истерику.
— В прошлый раз, — медленно начал Коваль, — мы остановились… — В своем штатском летнем костюме с неярким, но красивым галстуком подполковник был похож теперь на старого учителя, ведущего урок. — Мы остановились, — продолжил он, обращаясь к Самсонову, — на вашем заявлении: «Я не убивал». — Коваль взглянул на капитана Вегера, писавшего протокол. — Василий Иванович, так в протоколе?