Но... что не сказано, то не сказано, и он все ближе подходил к своему отелю, постепенно успокаиваясь от пустяковых, в общем-то, переживаний, и только что-то совсем мелкое и незначительное, но опять никак не дававшее выразить себя через нечто понятное и очевидное, уже знакомым комариным писком зудело где-то под шляпой, не позволяя ему полностью переключиться на более приличествующие и ему самому и делу, по которому он тут оказался, размышления, пока, наконец, уже в номере, поужинав, чем отель послал, приняв душ с использованием всех поставленных ему в ванну мыл, шампуней и ароматических порошков и даже покрутившись некоторое недолгое время под предусмотрительно вделанной в потолок ванной синей загарной лампой, он вдруг не сообразил, что вся смущавшая его непонятность крылась в том самом подъезде, а точнее, в том самом ярко освещенном вечернем коридоре, где, подобно тому, как поутру его взгляд увяз по самые уши в непроглядной серой вате, закрывавшей и скрывавшей все, ввечеру тому же самому бедному взгляду, несмотря на полную теперь уже освещенность и, так сказать, вседозволенность в смысле заглядывания куда душе угодно, так и не удалось упереться ни во что в дальнем конце коридора, и дело даже не в том, что он просто не успел из-за этого неожиданно вынырнувшего из ниоткуда двухметрового идиота планомерно довести глаз до какой-нибудь стены, двери или лестницы, которыми любой мало-мальски уважающий себя коридор просто обязан заканчиваться, - нет! ощутить этот ограничительный объект он должен был даже при самом беглом осмотре - а ведь он провел осмотр даже более внимательный! - но в том-то и загвоздка, и теперь перед его умственным взором это проявилось совершенно отчетливо, что за ясно рассмотренными светильниками, колоннами и деревьями следовали столь же реальные и несомненные, но просто еще не расставленные его сознанием в верном порядке, хотя уже и оккупировавшие в его мозгу какие-нибудь там зрительные клеточки другие колонны, другие светильники, другие деревья, а в придачу, кажется, и слегка выступающие из стен зеркала, и некие высовывающие в видимое пространство коридора верхние, отстающие от стен, части своих роскошных рам картины, и даже вроде бы откуда-то сбоку вонзающиеся в желтый электрический воздух витые рога, прижизненному носителю которых недоставало длины чучельной шеи, чтобы высунуть из-за очередной колонны свою чучельную же голову на всеобщее обозрение; в общем, чего там только еще не было, но он так и не вспомнил ничего, что своей наглой перпендикулярностью перегородило бы бездонное сверкающее жерло подъезда.
Ну, это уж полная чушь какая-то - уразумев, что же это его так донимает, облегченно подумал он, - с утра завтра мне там, конечно, ничего не разглядеть, а вот вечером на обратном пути пойду по другой стороне улицы и оттуда разгляжу все это дело как следует - благо и проезжая часть не так уж чтобы очень широка, и никакие швейцары согнать оттуда не смогут - и плевал я еще этой дорогой ходить. Да и вообще ходить больше не буду - пусть машину шлют, раз сами предлагали!
И, представляя себя бесшумно и безразлично скользящим по чужим улицам в каком-нибудь представительском "Кадиллаке", черная внутренность и пуленепробиваемые стекла которого надежно охранят его и против наглых охранников, и против странных желаний забираться глазами в мебельно-архитектурные внутренности чужой жизни, он самым замечательным образом уснул.
С утра загадочность вчерашних впечатлений показалась ему как бы и вовсе не существующей, и поэтому мимо занимательного подъезда он прошел весьма гордо - дескать, вот мы на тебя вечерком глянем, что тогда запоешь? - и даже не одарил его ничем большим, чем один-единственный вполне беглый взгляд. Аксельбантов и прочей дурацкой мишуры он, кстати, вовсе и не заметил - как будто все это почувствовало, что его теперь больше не запугать (днем, во всяком случае), и отвалило в болотную муть неосвещенных внутренностей.
В течение дня работа с партнерами продвинулась ровно на столько, на сколько ей было и положено; посторонние мысли не отвлекали; обед был что надо; и в шесть вечера он двинулся обратно, перейдя на другую сторону улицы с самого начала пути, чтобы не ронять перед кем-то там своего достоинства смущенным и суетливым перебеганием мостовой прямо у этого самого дурацкого подъезда. Темнело довольно рано, и когда он подошел к намеченному еще с вчера месту, электрическая желтизна вовсю бушевала в доме напротив, почти непристойно вываливая потайные места коридорных закоулков прямо ему под ноги. На улице попадался народ, и, чтобы его не толкали проходящие, он прижался левым плечом к бетонному столбику с присобаченной к нему кассой для оплаты за парковку и, оказавшись прямо напротив этого странно притягательного подъезда, принялся разглядывать то, что было ему предложено.
Увы, чтобы все было хорошо - такого не бывает, да, конечно, ему теперь не было никакого дела до двухметрового громилы, который, кстати, отсюда смотрелся вовсе не так уж и внушительно, занимая разве какую-нибудь четверть, уж никак не более, левого дверного стекла, но, с другой стороны, двадцать метров - это не пять, глаз не тот, и как ни напрягай его, что в очках, что без очков - хорошо хоть, что проходившие мимо и недоуменно взглядывающие на его манипуляции (полицию бы не вызвали!) люди наверняка Крылова не читали, а то знать, с кем тебя в уме сравнивают, было бы неприятно - все равно, чем дальше от входной двери, тем сильнее все становится как-то не в фокусе, а потом и вовсе неразборчиво. Ну, хорошо, колонны, светильники и ветки он разглядел еще тогда, еще колонны, еще светильники и еще деревья, равно как и отпущенные к ним в придачу зеркала, картины и охотничьи трофеи, в неявном виде крутившиеся в его смущенной голове, он готов был признать в еле различимых с этой самой бесконечно удаленной противоположной стороны улицы выступах, зеленых и желтых пятнах, застывших переливчатых каплях и буравящих безлюдное пространство коридора витых прутиках, но дальше-то?.. еще дальше?.. там ведь было еще что-то, он точно чувствовал это, но различить уж не мог никак, сколько ни щурил глаза в тщетных попытках пусть ненадолго придать им давно утерянную орлиную зоркость и хотя бы секундную способность выловить из сверкающей бездонности еще какой-нибудь материальный объект, за который он мог бы зацепиться и не слететь, скользя вдоль неразличимых уже стен в раздражающую беспредметность дальнего конца проносящегося сквозь особняк туннеля.
Холодный ветер, наступающее безлюдье - сколько же он простоял тут? - и невыносимая резь в глазах, закрывающая наружный мир дрожащей слезной пленкой, отогнали наконец его от столбика, напрочь захолодившего ему плечо, и, не торопясь, потащили по уже автоматически находимой дороге к отелю. В пути он считал.
Ну, ладно - черт, глаза как болят, - положим, не рассмотрел я именно что самый конец, там, наверное, и лестница наверх, хотя планировка, конечно, кретинская, но до лестницы-то сколько аристократы эти пространства сожрали? А впрочем, что значит - сколько? Мы что, считать разучились? Ну-ка, ну-ка, положим, от входной двери до первой колонны метра три, тут ошибиться трудно, я от самой двери хорошо рассмотрел, потом светильник этот между двумя колоннами, там пролет здоровый, да и сам светильник не маленький, ну, положим, еще метра три, на кадку с деревом, как ни крути, еще хотя бы метра два вынь да положь... Дальше уверенности поменьше, но прикинуть можно - так, до второй колонны еще метра три, там, наверное, все симметрично сделано, тогда светильник второй столько же, лес новый не меньше прежнего, зеркала, помнится, огромные, скорее всего, как граница внутренней части холла висят, но, как бы ни висели, а еще метра два есть, картины здоровенные - на одну целый пролет метра в два с половиной нужно, а там их две, по-моему, на каждой стене, ладно, на охотничью стенку больше двух метров не дам, хотя там за колонной еще что-нибудь, кроме рогов этих дурацких, висит, конечно, дальше уж совсем туман, а докуда? Давай мы его гуртом метра в четыре оценим - ни то ни се, просто чтобы в калькуляциях учесть. Ну и что там в итоге набегает? Так, считать - это до некоторой степени моя работа, - так что тут голова споро кумекает: три да три, четыре, а там еще два, и удвоить, за ними пять - не много? - ладно, дадим четыре, чтобы не увлекаться, потом какой-то двухметровый кусочек затесался, и конец мы решили четырьмя премировать, выдаем сумму - ого-го - это же тридцать с гаком набегает! Вот это домик! А спереди такого глубокого впечатления не производит. Тридцать с гаком! Куда же это они там влезают? Но ведь никак не меньше... Это точно. А, пусть их - хоть повод появится завтра поутру на тыльную часть посмотреть, она же должна, как труба, назад выдаваться, зачем только такую странную архитектуру утеяли... Ну, вот - за приятными размышлениями и не заметили, как дошли. Теперь в номер, умыться, ужинаем и спать. И чтобы во сне никакой бредятины - ни домов, ни охранников. А завтра утром, по пути - машину ведь все равно попросить забыл - поглядим на этот квартал сзади, как это им удалось такую кишку в дом упаковать. И все - хватит этой двери дурацкой. Ресторация и койка!