Что же все-таки случилось тогда... Вода, ах, вода виновата. Не было бы этой томительной до головокружения, до невозможности стоять и смотреть череды темных горбов и впадинок, на минуту отогнавшей меня от теплых поручней, гладкой кожи и белого рукава в синий горошек хлебнуть глоток минералки у маленького буфетного окошка под капитанской рубкой, не пришлось бы мне тогда оторваться от своего места и не вернулся бы я тогда назад так безнадежно поздно - сколько секунд надо, чтобы не стало уже для меня двадцати сантиметров пространства между двумя людьми и чтобы сообразить, что никогда их уже и не будет. Но все равно не понять - ни тогда, ни сейчас, ну неужели же этой спокойной и прохладной руке на поручнях все равно было, чьи пальцы касаются ее, вьют на ее гладкой до безразличия поверхности мучительную цепь прикосновений и замирают в одно мгновение от скользящего вниз, к воде, плеча... Или просто в темноте недоброй тени под мостом случайно перепутались декорации, а она, завороженная монологом собственного, отраженного в насмешливой воде лица, этого и не заметила... Стою и смотрю а сзади, там, где "Россия", и не "Россия" вовсе еще, а гранитные глыбы в траве, запутанные тропинки и огромный, красного кирпича дом, как раскаленный утюг, пытается разгладить землю, сделать ее ровной и лишенной загадочности Господи, как же давно все это было, - только вода все та же, а что отражать - валуны ли, "Россию" ли, кирпичный ли утюг, - ей ведь все равно... Да мосты еще - они все так же стоят, и тень под ними гулкая и прохладная... Сколько лет смотрю. А все то же - вот он, трамвайчик белый, пыхтит, день будний, погода не из самых, время ни то ни се - народу мало, к вечеру хоть сколько-нисколько подойдет, а пока и хорошо, что мало, а то в суете вокруг не нашлось бы нам места у поручней и не было бы ни улыбки под Краснохолмским, ни прикосновения под Каменным, ни касания губ под Крымским все под тремя мостами прошло: сколько он шел, кораблик - двадцать минут или двадцать лет, - и почему я не могу ничего прочитать на земле - ведь на ней куда легче писать и беречь написанное, а вот вода, ах, вода, вода...
ТУМАН
Живет в наши новые деловые и суетливые времена обычный человек; работает как проклятый в какой-то из новых фирм типа "продай-купи"; занимает во внешнеторговом отделе позицию не из последних; мотается без передышки по всему свету с целью согласования, увязки и поставки; и только удивляется, как это крыша у него от всей этой мутотени еще не поехала даже на фоне шикарных заработков. А крыша - ей много ли надо? Ну не так, чтобы совсем поехать, а так - чуть пошевелиться... И вот летит он куда-то в очередной раз - шестой или седьмой за последний месяц, - дремлет, усталый, в самолете, сам не замечает, как долго, а когда просыпается перед самой посадкой, то с ужасом понимает, что позабыл, куда он, собственно, должен прилететь. Что надо делать, он помнит твердо - все тот же цветной металл из пункта А в пункт Б перебросить, а вот в каком городе, да что там городе - в какой стране будет он об этой переброске и о том, как ее повыгоднее организовать, договариваться, - как отрезало! Спрашивать стюардессу или соседей - куда, дескать, летим, братцы? - не хочется дураком показаться, и садятся к тому же в таком полном тумане - и в прямом и в переносном (для него) смысле, - что даже могущих что-то подсказать контуров города или даже просто самого аэропорта за иллюминатором и не видать, а парящее на приличной высоте безо всякой связи с невидимым в тумане зданием и с трудом пробивающееся через плотную муть розоватое и расплывчатое стеклянно-неоновое слово "Hilton" тоже ничего не говорит, поскольку понатыкано этих "Хилтонов" по всем аэропортам от Сингапура до Глазго - без числа! Аэропорт - особенно на
выход - как аэропорт, никакой специфики или там флагов на стенах, рекламы по сторонам - на всех языках, народ вокруг тоже гудит по-всякому, погранец мгновенно ставит в паспорт расплывчатую печать, в которой с трудом только дату въезда и можно разобрать, а вот куда именно он въехал, так неясным и остается. То есть, наверное, по трезвом размышлении и можно было бы какие-нибудь нужные опознавательные знаки обнаружить, но уж никак не в его растерянном и даже отчасти потерянном состоянии... Сразу на выходе он видит униформированного человека, держащего в руках табличку с его написанной по-английски фамилией, тот ведет его к лимузину, на ходу комментируя по-английски же, хотя и с каким-то непонятным акцентом, сегодняшний невиданный туман, везет всего минут пять - похоже, до того самого "Хилтона", чью вывеску он видел плавающей в тумане, там служащая явно китаянка, но за соседней стойкой индуска, а еще дальше белый парень, так что попробуй разбери! - сообщает, что его номер готов и у него есть еще время на душ и переодевание, поскольку, как следует из оставленной ей принимающей стороной программы его пребывания, переговоры начинаются через полтора часа в конференц-зале номер 2 на третьем этаже, часы на стене показывают время на два часа раньше, чем часы на его руке (значит, где-то в Европе? Но точно не Израиль - там паспортный контроль был бы не в пример строже. Или его вообще через полшарика перебросить успели?), в номере только буклеты с информацией про все "Хилтоны" мира и даже телефонных Yellow Pages в тумбочке под телефоном нет - то ли кто-то позаимствовал, то ли в этом так и не вычисленном месте вообще не положено. Под душем уже не до гримас сознания - надо освежить в памяти все цены на фрахт и товар, хорошо хоть с этим проблем нет. Потом переговоры - все говорят по-английски, все с акцентом, а у мужиков напротив пять цветов кожи и этнических типов на троих - такая вот смесь (мама моя, ну где же я все-таки?!). Хорошо хоть, что в делах все, как обычно: в положенных перед каждым папочках - стандартные списки, привычные цены, знакомые города для погрузки и выгрузки, так что обсуждать все это в любой точке мира можно. Потихоньку, с легким перекусом под апельсиновый сок и чуть-чуть отменного скотча, обо всем договорились. Суда партнеров по переговорам идут из Нагасаки, грузятся принадлежащим его фирме грузом в Бомбее, сбрасывают все в Рио, оплата их доли, как и раньше, переводом в банк в Женеве, так что и личная встреча нужна была только потому, что в этот раз уж очень большая партия идет, а то, как обычно, и факсами бы обошлись, ну вот, все закончено, так что теперь его обратно в аэропорт тот же лимузин и отвезет, и рейс аэрофлотовский на Москву как раз через полтора часа... Пожали руки и разошлись... На паспортном контроле: "Сколько времени вы у нас (у кого у вас-то????) провели?" - "Четыре часа". "Что ж так мало? В следующий раз приезжайте на подольше. У нас есть что посмотреть. Счастливого пути!" Так и уезжает, не вспомнив, где был. Туман. Летит и думает, что все разузнает в Москве, но потом решает ничего ни у кого не спрашивать, чтобы не давать поводов для разговоров о его неожиданных странностях - никогда не знаешь, чем такие разговоры могут закончиться... Главное, что дело сделано. Так в каком-то смысле и пропал тот день в мути неведомого аэропорта...
Ну и что мы - обстоятельства места или обстоятельства действия?
ЧЕРНЫЕ ЧУЛКИ
Так уж вышло, что все у них совпало: и двадцать лет отметили, и Машка школу окончила и в Питере в "Корабелку" поступила - всю жизнь яхтами бредила, ей бы пацаном быть, но вообще девица не по годам серьезная, так что нервничать по поводу соблазнов студенческой жизни особо и нечего, и, главное, жизнь вокруг переменилась. То есть жизнь еще раньше переменилась, просто до того им даже заметить это как-то было некогда. А тут одни они в Москве остались - Машка, естественно, звонит через день, - но в доме-то все равно одни, и с работами у обоих стабильно и без проблем - не миллионеры, конечно, но даже не просто хватает, а еще и с приличным избытком, и все это на фоне расцветающего капитализма, раскрепощенной морали, беспрерывной рекламы прокладок с крылышками и без оных, свободного проката эротических видеокассет и регулярно выходящей в эфир телепередачи "Про это". Помимо воли чего-то нового захочется. Вот и им захотелось после двадцати-то лет трудового совкового секса, даже если и без учета двух добрачных годков тисканья по подъездам и торопливой возни в общаге, если соседи хоть на двадцать минут отлучались. А то так в могилу и сойдешь, не попробовав даже и крохи из того, что в "Про это" какие-то соплюхи с понтом обсуждают.