Настала одна из тех редких минут, когда на лице Севатара появилось иное выражение, кроме фальшивой улыбки. Он выглядел искреннее изумленным. Недоверчиво сощурив один глаз, капитан уставился на согнувшегося над столом архивариуса. Ученого окружали гниющие тела, свисавшие с потолка на ржавых мясницких крючьях.
— Ты вообще когда-нибудь отсюда выходишь?
— Редко, — признался Трез.
Появление Севатара отвлекло его от записей.
— Что-то не так?
— Не более чем обычно. На этот раз мои братья собираются здесь, человечек. Избавь нас от своего присутствия.
Трез, подавив дрожь, привычно засопел в респиратор.
— Куда мне идти?
— Любопытный вопрос. Ответ таков: мне нет до этого дела. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
— Но Яго…
Севатар медленно, очень медленно обернулся к архивариусу. Даже теперь, когда на нем не было шлема, сервоприводы горжета угрожающе зарычали.
— Назови меня этим именем, — протянул он, — еще один раз.
Трез взглянул на первого капитана Восьмого легиона, стоявшего посреди набитой трупами комнаты. Лицо воина было настолько болезненно бледным, что с легкостью могло принадлежать одному из повешенных на крюках. Цепная глефа, лежавшая на бронированном наплечнике, длиной превосходила рост своего владельца.
— Севатар, — тихо поправился Трез.
— Уже лучше. Разве ты не должен быть на борту «Свежевателя» и присматривать за снами примарха?
— Не сейчас, — ответил старик. — Он не видит слов в твоем понимании. За его закрытыми веками нет ничего, кроме абсолютной тьмы.
— Впечатляюще. Если ты так жаждешь остаться здесь, то, по крайней мере, сиди тихо.
— Хорошо. Благодарю тебя, Севатар.
Севатар утвердительно буркнул в ответ и прошел мимо висящих трупов к огромному круглому столу примарха, за которым сейчас работал Трез. С одной стороны возвышалась гора пергаментов и инфопланшетов архивариуса. Остальную часть круглой столешницы занимал разлагающийся труп. Выглядел он так, словно над ним поработал хирург, вместо инструментов использовавший собственные руки. К столу прилипли комки черного мяса, намертво приклеенные засохшей кровью и иными биологическими жидкостями.
Севатар покачал головой и протянул руку, чтобы скинуть труп на пол.
— Не стоит, — сказал Трез. — Не делай этого, Севатар.
— Почему? — рука воина застыла над оскверненным телом.
— Лорд Курц говорит с ними.
— Это я уже слышал.
— Нет, — Трез прочистил горло, но голос его остался хлюпающим из-за мокроты. — Я имею в виду, он говорит с ними именно в таком виде. Когда их передвигают, он замечает, и это приводит его в ярость.
Севатар схватил труп за торчавший из спины позвоночник и скинул со стола. Мертвец с глухим стуком приземлился на палубу и остался лежать там, раскинув руки.
— Мы разберемся с безумием примарха, когда он вернется к нам. Если он вернется к нам.
Капитан набил код на открывшейся клавиатуре, стуча пальцами по клавишам, инкрустированным засохшими каплями крови. Генераторы гололита ожили, показав последний просмотренный кадр: мертвую планету Тсагуальсу, окруженную плотным астероидным полем.
Севатар убрал изображение и вывел проекцию ближайшего участка космоса. Показался флот, хотя кровь на одной-двух линзах запятнала картину красным.
— Он не всегда был таким.
Трез снова поднял взгляд:
— Прошу прощения?
Севатар не сразу понял, что произнес это вслух.
— Примарх. Он не всегда был таким. У него была идея, как наилучшим образом привести миры к повиновению, и мы охотно воплощали эту идею. А теперь погляди, во что он превратился. Его личные покои отражают воцарившееся внутри безумие. Его собственный разум пожирает его заживо.
Трез ничего не ответил.
— Что, старик, у тебя не нашлось комментария? Ни мудрого замечания, ни хитрой подковырки? Разве не ты ближе всех к нашему повелителю в этой великой и славной Галактике?
Архивариус сглотнул и медленно выдохнул в респиратор.
— Он идет той же дорогой, что и все вы, Севатар. Просто он ближе к ее концу. В одну из грядущих ночей вы все станете такими, как он.
— Я — нет. И не говори о нем так, словно он проклят. В нем все еще осталось благородство. Осталась сила.
— О, это я знаю.
Трез махнул рукой в сторону тел.
— Он не всегда в таком состоянии. У него было… несколько трудных месяцев перед засадой. Его сны стали тусклыми, их отравили сомнения. Он знает, как и когда умрет, Севатар. Он знал это всегда. И это знание причиняет ему больше мук, чем ты или я способны понять. Бремя этого знания и неизбежности вечно давят на его сознание.