– Но ты же не собираешься потратить их таким способом?
– Вряд ли.
Он замялся. Наступал, что называется, момент истины, готовилась открыться главная причина того, почему я здесь, но Дэмиан был не в силах сделать следующий шаг. Мне показалось, что теперь моя очередь подтолкнуть его в нужном направлении.
– А как личная жизнь? – решил любезно осведомиться я.
Дэмиан на мгновение задумался:
– Нет у меня никакой личной жизни. Ничего такого, что стоило бы называть личной жизнью. Кое-какие варианты для удобства, но ничего более, уже много лет. Я необщителен.
– Когда мы были знакомы, ты был весьма общителен, – проговорил я, не успев оправиться от формулировки «кое-какие варианты для удобства». Черт! Я счел за благо держаться как можно дальше от любых попыток уточнения.
Подталкивать разговор больше не было нужды. Дэмиан уже пустился в воспоминания.
– Как ты знаешь, мне не нравился мир, куда ты меня ввел. – Он с вызовом посмотрел на меня, но мне нечего было ответить, и он продолжил: – Но как ни странно, когда я оставил его, оказалось, что развлечения моего прежнего мира меня тоже не прельщают. Через некоторое время я окончательно перестал ходить на приемы.
– Ты женился?
– Один раз. Мы прожили недолго.
– Прости.
– Не стоит извиняться. Я женился лишь потому, что вступил в возраст, когда начинаешь чувствовать себя неловко, если не женат. Мне было уже тридцать шесть, и люди недоумевали, глядя на мой образ жизни. Я, конечно, сглупил. Надо было подождать еще лет пять, друзья начали бы разводиться, и я оказался бы не единственным уродом в цирке.
– Я ее знал?
– О нет! К тому времени я уже бежал из твоего круга общения и, уверяю тебя, не горел желанием туда возвращаться.
– Настолько же и мы не имели ни малейшего желания видеть тебя, – почувствовав облегчение, парировал я. Замаячил след нашей давней вражды, и она была понятнее, чем видимость дружбы, в которую мы весь вечер играли. – И потом, ты не знаешь, каков мой круг. Ты ничего не знаешь о моей жизни. В ту ночь она переменилась, так же как и твоя. Ты считаешь, после лондонского сезона сорокалетней давности у меня был только один путь?
Он не стал протестовать:
– Все верно. Извини. Но Сьюзан ты и правда вряд ли знал. Когда мы познакомились, она владела фитнес-центром под Лезерхедом.
Внутренне я согласился, что наши пути с бывшей миссис Бакстер вряд ли могли пересечься, поэтому ничего не ответил.
– Она была славная, – устало вздохнул Дэмиан. – Не могу сказать о ней дурного. Но нас ничто не связывало… Ты ведь в итоге так и не женился?
– Нет. В итоге.
Ответ прозвучал более резко, чем мне бы хотелось, но Дэмиан не удивился. Тема была болезненна для меня и неприятна для него. По крайней мере, должна быть неприятна, черт побери! Я решил вернуться на более безопасную почву:
– Чем занималась потом твоя жена?
– Замуж вышла. За одного славного парня. У него своя фирма по продаже спортивного оборудования, так что, полагаю, у них больше общего, чем было у нас с ней.
– Дети были?
– Два мальчика и девочка. Не знаю, где они сейчас.
– Я имел в виду, дети от тебя.
– Не было, – покачал головой Дэмиан. На этот раз установилась глубокая тишина. Через несколько минут Дэмиан закончил мысль: – У меня не может быть детей.
Несмотря на внешнюю безапелляционность этого утверждения, в его голосе прозвучала странная незаконченность, как будто он ставил тот чудной и ненужный вопросительный знак, который молодые люди привезли из Австралии, где им заканчивают каждую фразу.
– Вернее, – продолжил он, – когда женился, не мог иметь детей.
Дэмиан замолчал, словно давая мне время осознать эту причудливую фразу. Что же он имел в виду? Вряд ли незадолго до того, как он сделал предложение владелице фитнес-центра, его кастрировали. Поскольку тему задал он сам, я не ощущал вины за то, что мне захотелось задать ему несколько вопросов, но Дэмиан ответил раньше:
– Мы ходили по врачам, и те сказали, что численность сперматозоидов у меня на нуле.
Даже в нынешнем циничном и разобщенном мире на такое тяжелое заявление трудно чем-то возразить.
– Как это печально… – проговорил я.
– Да уж. Было очень… печально.
Судя по всему, с ответом я не угадал.
– И ничего не могли поделать?
– Практически ничего. Называли причины, по которым это могло произойти, но все сочли, что процесс необратим. Так что вот так.
– Вы могли бы попробовать что-нибудь другое. Сейчас столько всего мудреного изобрели… – Я не смог заставить себя изъясниться конкретнее.