— Но он не знает вас, — возразила она. — Я понимаю, что это не ваша вина, но он не знает вас, вы ему чужой… человек, который однажды пришел к нам и остался на ужин.
— Тогда мы начнем с ним знакомиться, — Люциус не давал ни малейшего шанса возразить ему. — Список моих грехов можно растянуть на целую милю, Гермиона, но я не собираюсь добавлять к нему еще и брошенное дитя. Я знаю, кем я был, и знаю, что делал. И знаю, что не был хорошим отцом для Драко, хотя и любил его, и давал ему все, чего он хотел. Я не могу позволить себе совершить эту ошибку еще раз. Поэтому не отступлюсь, поймите меня.
И Гермиона поверила ему. Она не знала, почему, но поверила! Было что-то в его лице, в его тоне… убедительное, что заставляло верить каждому слову. Малфой хотел узнать Элиаса, хотел быть отцом, на этот раз — хорошим отцом.
«Да, но что мне сказать сыну?! Точнее — что нам ему сказать?»
— И как я должна объяснить это Элиасу? — Гермиона потянулась к бокалу вина и щедро глотнула, надеясь, что алкоголь успокоит ее: «Малыш, помнишь дядю, который ужинал у нас на днях? Ну так вот, этот человек — твой папа».
Она медленно покачала головой, и Люциус снова поразился ее молодости. Сейчас Гермиона выглядела такой… юной, беспомощной и страшно напуганной.
— Он не поймет этого, Люциус!
— Допустим. Тогда мы начнем с ним общаться. Я могу приходить к вам по вечерам на несколько часов, чтобы узнать его. А он тем временем узнает меня. И только потом, когда все наладится, расскажем ему, кто я, — предложил Малфой.
— Да? И как же мы объясним ему, где вы были все эти годы? Что скажем, когда он спросит о том, почему вас не было в его жизни столько лет? И почему вы и я не были вместе, когда он родился… Что мы скажем ему? — слезы уже начинали мерцать в ее глазах.
«Черт!»
Малфой изо всех сил надеялся, что она не заплачет. Женские слезы были тем, с чем он никогда не справлялся.
— Эти вопросы звучат несколько серьезно и сложно для ребенка его возраста.
— Да, но и Элиас — не типичный четырехлетка! Он невероятно внимателен и любопытен к любым нестыковкам. Его любимый вопрос: почему? Он спросит нас, это я вам обещаю! — вытирая глаза салфеткой, она невольно улыбнулась.
— А мы скажем ему, что нам обоим — и вам и мне было очень холодно и очень одиноко. И он — порождение доброты, участия и заботы. Мы скажем, что я должен был очень далеко уехать, и вы не знали, как связаться со мной. Думаю, этой информации будет для него достаточно.
Люциус увидел, как взгляд ее смягчился, а глаза снова наполнились слезами.
«Мерлин! Она такая тонкая и ранимая, что кажется, ее душа — обнажена… И она — бесконечно добра. Изначально именно ее доброта и участие создали ситуацию, в которой мы оказались сейчас».
— Простите, Люциус, но есть еще одно «но»… Я не могу позволить вам играть его чувствами. Элиас — ребенок, он нежный и очень ласковый… И душа его — чиста. Но если он привяжется к вам, а вы его оставите, что тогда с ним станет? Мой малыш будет раздавлен и опустошен…
— Я не оставлю его, обещаю. Он — мое дитя и так будет всегда, — Малфой вдруг потянулся через стол и взял Гермиону за руку. И тут же почувствовал ее удивление, ее дрожь. Услышал ее резкий вздох. Да и сам себе изумился и не совсем понимал, что заставило его сделать это. — Знаю, что это нелегко для вас, но и для меня непросто. Я хочу узнать своего сына, Гермиона, нашего сына. Пожалуйста, не вступайте со мной в борьбу.
— А если я откажусь? — она не хотела и не собиралась этого делать, но необходимо было знать, насколько серьезен сейчас Малфой. И ответ на этот вопрос был для нее очень важен.
— Что ж, тогда у меня не будет выбора. Я подам официальный запрос в Министерство магии на проведение специальной процедуры установления родства. А затем буду требовать у суда права чистокровного волшебника на воспитание своего ребенка, — тихо ответил Люциус, молясь про себя, чтобы Гермиона не решилась провести их всех через это унизительное испытание.
— Не надо! Я не собираюсь прятать от вас Элиаса. Но… вы должны обещать мне: не раскрывать ему правду, пока мы оба не решим, что время пришло, — ее сердце колотилось, как сумасшедшее.
«Господи, моя жизнь снова кардинально меняется, и я опять не готова к этому!»
Гермионе оставалось только одно: надеяться, что не ошиблась…
— Обещаю, — от улыбки Малфоя в животе что-то напряглось, и она положила вторую ладонь сверху… на его.
— Что и когда вы собираетесь рассказать Драко? — задала следующий вопрос. И беспокойство о том, как его старший сын воспримет эти новости, явно прозвучало в ее голосе.
— Не знаю. Это будет нелегкий разговор, тем более что его мать была мертва всего несколько часов, когда был зачат Элиас. И я не знаю — поймет ли он меня когда-нибудь, — Люциус ощутил, как сейчас она ударила по самому больному месту.
Это было самым болезненным, что беспокоило Малфоя с тех пор, как он вышел из их старенького домика.
«Как объяснится с Драко? Как признаться своему сыну, что у него есть маленький брат… полукровка? Брат, зачатый в ночь смерти матери Драко!»
— Он уже взрослый… Я уверена, что поймет вас, даже если ему понадобится время. Только вот приготовьтесь увидеть разгневанного Драко: он всегда был очень вспыльчив, — Гермиона сжала его ладонь и убрала руку, вдруг осознав интимность этого жеста, хотя и ничего, по сути, не значащую.
— Спасибо. Гермиона, не отнимайте у меня Элиаса, — вдруг тихо произнес Малфой. — Он нужен мне.
Глубоко вздохнув, она посмотрела Люциусу в глаза.
— Тогда сделайте так, чтобы я не пожалела об этом, — услышал он в ответ.
Уже в следующий миг официант поставил на стол их заказ. Наконец можно было спокойно ужинать…
========== Глава 4. Признание в грехах. ==========
В которой Драко узнает о прошлом, а Гермиона сообщает о своем решении.
«Что-то происходит с отцом…» — уверенность Драко стала еще ощутимей.
Он вел себя очень странно уже больше недели. Драко пытался успокоить себя тем, что отец скорей всего адаптируется к жизни после тюрьмы, но понимал, что это — не объяснение. С ним явно что-то происходило: каждый вечер отец на несколько часов куда-то исчезал из мэнора. Поначалу Драко думал, что Люциус пропадает у любовницы, но, приходя домой, он не выглядел мужчиной, только что трахнувшим какую-то красотку. Иногда на его лице блуждала неясная улыбка, а порой он выглядел напряженным или же разочарованным.
«Нет, это точно не женщина…»
Сейчас Люциус стоял у окна гостиной, створки окна были приоткрыты, и прохладный вечерний воздух наполнял комнату свежим ароматом ранней осени. Отец выглядел задумчивым и одновременно взволнованным, уставившись в осенний вечер.
«Может быть, он в депрессии? Может Азкабан навредил ему больше, чем я думал?»
— Отец, ты в порядке? — наконец спросил Драко.
Люциус усмехнулся уголком рта и качнул головой.
— Не особенно, — отозвался тихо он, глядя на плавающих в озере, уток и безуспешно пытаясь собраться с мыслями. — Драко… ты когда-нибудь делал что-то безо всякой на то причины? Не понимая, что делаешь, пока все не заканчивалось, и пути назад уже не было?
— Мерлин! Что ты опять сделал? — хрипло спросил Драко, до ужаса испугавшись, что отец совершил нечто, за что может снова угодить в Азкабан.
— Кое-что ужасное… — еле слышно ответил тот.
— И когда это случилось?
— Пять лет назад.
Люциус провел рукой по лицу и повернулся от окна к Драко. В голове настойчиво билась мысль, что признаться сыну будет труднее, чем министерским судьям. Он пересек комнату и уселся в свое любимое кожаное кресло. Откинул голову на спинку, и пристально наблюдая за сыном, понял, что боится смотреть ему в глаза, рассказывая обо всем. Боится того, что может увидеть там.
— Ничего не понимаю. Что случилось? — Драко забеспокоился еще сильней. — О чем ты говоришь?
— Когда битва близилась к концу мы с твоей матерью побежали в замок. Искать тебя, — глубоко вздохнув, начал Люциус. — Мы искали везде, охваченные ужасом, и очень боялись, что ты мертв. Наконец, увидели во внутреннем дворе, и мама окликнула тебя по имени. Но в это время сразу несколько Пожирателей Смерти метнули в тебя заклятия, пытаясь отомстить нам за недостаточную лояльность Лорду, — лицо Люциуса скривилось в гримасе боли.