Напрягшись, Драко сидел и слушал. Никогда раньше отец не говорил с ним о том, что произошло в тот ужасный день.
— Когда ты упал, Нарцисса кинулась к тебе. Я хотел остановить ее, попытался схватить. Но оказалось слишком поздно: она перебегала двор, когда смертельное заклятье попало ей в грудь. Мама упала всего в нескольких футах от тебя, и мне показалось, что я схожу с ума… я думал, что вся моя семья только что уничтожена прямо на моих глазах… Я убил тех Пожирателей. Каждого из них. Потом… я подошел к твоей матери и понял, что слишком поздно: Нарцисса была мертва. Сразу же подполз к тебе и, прикоснувшись, почувствовал пульс. А когда поднял тебя на руки, и ты застонал от боли… должен признаться, что никогда не слышал ничего более прекрасного. Потому что это означало, что ты остался жив.
— Отец, может не стоит об этом, — тихо заметил Драко, увидев, как затуманились глаза Люциуса.
— Нет, я должен рассказать тебе… Должен рассказать все! И надеюсь, что ты поймешь и простишь меня…
— Простить тебя? Да чего тут прощать? — в голосе Драко слышалось нарастающее смятение.
— Просто слушай, сын, слушай и позволь мне закончить, пока я не потерял решимость.
Люциус снова вздохнул и продолжил:
— Я отнес тебя в больничное крыло. И когда тебя осмотрели, то ужасно обрадовался, узнав, что это оказался лишь вывих плеча. Мне сказали, что с тобой будет все в порядке, и ты уснул. Я же вернулся, чтобы забрать твою мать. Отнес ее туда, где разместили тела всех погибших. Такую тяжелую и уже холодную. Это было страшно. Я не смог вернуться в мэнор… Не хотел возвращаться домой после всего, что случилось здесь — он казался мне оскверненным. Я понимал, что не смогу жить в собственном поместье, пока с помощью родовой магии не очищу его от накопившегося за последний год мрака. Поэтому спустился в комнаты Северуса, принял душ и нашел какую-то чистую одежду. Потом прошел в гостиную Слизерина и просто сидел там.
Он встал и подошел к окну, чтобы не встречаться глазами с Драко, рассказывая о том, что случилось дальше…
— Из запасов Снейпа я стащил бутылку бурбона и был уже пьян, когда понял, что нахожусь там не один. В подземелья той ночью спустилась Гермиона Грейнджер, которая бродила по замку, пытаясь побороть собственных демонов, думаю. К моему удивлению, она не ушла, а осталась и начала утешать меня. Говорила со мной о чем-то, старалась убедить, что жизнь продолжается. Я не помню деталей, но как-то… как-то получилось, что она… Что я… У нас с ней произошла близость.
— Что?!
Люциус вздрогнул от шока, прозвучавшего в восклицании Драко, и повысил голос.
— Позволь мне закончить! Я не знаю, как это случилось, я не хотел ее и не хотел секса… Это не имело ничего общего с желанием или наслаждением… Я даже не получил его. Это была какая-то потребность… в утешении… Мне нужно было почувствовать себя живым, она была рядом, и на мгновение я забыл обо всем. А когда понял, что произошло, то пришел в ужас и отпустил ее, даже прогнал… Я был убежден, что изнасиловал ее, потому что иначе и быть не могло. И все ждал, когда же она выдвинет обвинения, но Гермиона не сделала этого… Почти пять лет в тюрьме я думал: «Почему?» А освободившись, почти сразу нанял детектива, чтобы найти ее. Мне нужно было знать… Я нашел Гермиону. И узнал… что у тебя есть брат, которому идет пятый год.
От воцарившейся в гостиной тишины можно было оглохнуть. Люциус с трудом сглотнул и попытался заставить себя обернуться, но не смог. От страха он так и продолжал смотреть в окно, ожидая реакции Драко.
— Ты ее… изнасиловал? — за его спиной сурово отчеканил вопрос тот.
Нет, Драко, конечно же, знал, что его отец был способен и на более ужасные вещи, но ему не хотелось верить, что Люциус способен на изнасилование.
— Гермиона сказала, что нет. Сказала, что сама позволила случиться этому, — ответил Люциус. Стоя лицом к окну, он не видел, как облегченно выдохнул сын.
— Получается, ребенок Грейнджер — твой? — недоуменно уточнил Драко. — А я всегда думал, что он от Поттера.
— Его зовут Элиас, и он — твой младший брат, — Люциус, наконец, повернулся и уставился на своего первенца. — Он еще ничего не знает, но я намерен стать ему отцом в полном смысле этого слова, а это означает, что, в конечном итоге, о его происхождении станет известно всем. И еще означает, что он будет знать о том, что ты его старший брат. Я хотел сказать тебе об этом сейчас, прежде чем мы с Гермионой расскажем Элиасу правду. Хотел дать тебе время разобраться со своими чувствами на предмет всей этой ситуации…
— С моими чувствами? — Драко поднял голову, гнев и боль сверкали в его глазах. — Мои чувства? Да мою мать еще не предали земле, когда ты трахал Грейнджер! Мои чувства! Я не могу поверить, что ты такой мерзавец, отец!
Он ожидал этого гнева. Драко боготворил мать, и Люциус знал, что будет чувствовать сын, узнав, что ее, по сути, предали.
«Черт!»
Сейчас казалось, что он и впрямь предал тогда Нарциссу. И знал, что, будучи на месте Драко, среагировал бы точно так же…
— Я понимаю, ты расстроен…
— Расстроен? Бл…! Ты действительно думаешь, что я сейчас всего-навсего расстроен? — закричал Драко, поднимаясь с дивана. — Ты трахался с Гермионой Грейнджер чуть ли на теле моей матери! Господи… Да что же ты за человек? Неужели у тебя души совсем нет?
— Я не хотел и не планировал того, что произошло! Поверь мне! Это было… Я не знаю, как объяснить тебе, потому что и сам не понимаю до конца. Неужели ты думаешь, что я сознательно и со злым умыслом лишил ее девственности? Она же была почти ребенком, возраста моего раненого сына, лежащего наверху… Ты знаешь, что я никогда не принимал участия в насилии магл и пленных. И до сих пор чувствую вину за то, что произошло тогда. Мерлин, желаю тебе никогда не ощутить моего ужаса, видя девственную кровь на теле женщины, и думая, что заставил ее быть с тобой! Мне же до сих пор кажется, будто я что-то украл у нее в ту ночь, несмотря на то, что она успокаивает меня…
Люциус провел ладонью по волосам, по-прежнему не глядя на Драко.
— Драко, я сломал этой девочке жизнь. Она училась бы дальше, сделала карьеру, вышла бы замуж за Уизли или Поттера, но из-за меня она работает в маленьком дерьмовом книжном магазине, живет в полуразрушенном домике, который меньше, чем моя спальня, и растит ребенка… моего ребенка… в одиночестве. Ты спросил: есть ли у меня душа? Знал бы ты, сколько раз я сам задавал себе этот же вопрос.
— Мне, конечно, очень жаль… Но сейчас как-то не до сочувствия, отец! Я просто не могу, прости. Ты спал с другой… ты предал мою мать и ее память… Мерлин, я не могу поверить… у тебя ребенок от другой женщины, тем более от грязнокровки! Ха! Куда, на хрен, девались твои проповеди и убеждения? К каким чертям в задницу полетело то, что ты вбивал мне в голову на протяжении стольких лет? Блестящий итог — полукровный Малфой… Браво!
Драко имел право на бушующую в нем сейчас ярость, и Люциус знал это. Знал, что заслужил ее, но как же было больно!
— Она, что, соблазнила тебя?
— Нет, — Люциус качнул головой, усмехаясь при мысли о подобном. — Конечно же, нет. Она просто пыталась утешить меня, поддержать… подставить плечо, на которое я мог бы опереться.
— О, да! Но ты сделал гораздо больше, чем оперся на ее плечо, — цинично ухмыльнулся Драко. Казалось, что он все еще не верит услышанному.
— Не смей винить и, тем более, оскорблять ее. Гермиона — удивительная молодая женщина. Она могла избавиться от Элиаса, у нее был выбор. Но предпочла полностью изменить свою жизнь, — Люциус, наконец, посмотрел на Драко и дрогнул от болезненного выражения на лице сына. — Я бы хотел познакомить тебя с братишкой, но только когда сам решишь, что готов…
— Почему Грейнджер ничего не сказала тебе раньше?
— Думаю, причины очевидны, или нет? — Люциус пожал плечами. — Теперь важно то, что я все знаю и хочу наладить отношения с мальчиком. И надеюсь, что ты сделаешь то же самое… когда-нибудь.
— Да я тебя-то видеть сейчас не могу! А уж тем более думать об отношениях с этим маленьким… с этим… — разъяренный Драко изо всех сил пытался подобрать эпитет.