Довольный, он тут же расправил плечи и откинул волосы назад.
— Учитывая изменения, произошедшие в моей жизни за последнее время, надо бы учиться привыкать их носить, — Люциус улыбнулся. — Но я рад, что ты одобряешь.
Глядя на него, такого открытого и улыбающегося, Гермиона понимала, что не может произнести ни слова. Они, все слова, куда-то исчезли: остался только улыбающийся в ее гостиной, одетый в магловскую одежду, Люциус Малфой. Внезапно ей стало стыдно за свои удобные, но уже потертые джинсы и обычную блузку. Она вдруг пожалела, что не надела чего-то другого, не причесалась изящней, и не накрасилась ярче… Гермиона не знала, что в этот же самый момент, сам Малфой находит ее такой свежей, такой привлекательной в своей невинности и простоте, что у него кружится голова. Он как раз собирался сказать, как прекрасно она выглядит, когда в комнату вихрем занесло Элиаса, с кроссовками в руках и горящим от возбуждения лицом.
— Лушиус! Я почти готов! — выпалил он и плюхнулся на пол у ног отца. Надев кроссовки, мальчишка откинулся назад и поднял обе ноги в воздух, протягивая их Малфою.
— И что это значит? — недоуменно спросил Люциус у Гермионы.
— Он хочет, чтобы ты завязал ему шнурки, — со смехом ответила та, заталкивая всякие нужные для прогулки мелочи в небольшой рюкзачок. Ошарашенный Малфой странно взглянул на нее, но опустился перед Элиасом на колени и начал завязывать ему шнурки, попутно объясняя, как это делается. Как только он закончил, Элиас сразу же вскочил на ноги.
— А теперь мы можем идти? — спросил он, взволнованно подпрыгивая от нетерпения на месте.
— Как мы попадем туда? — Гермиона забросила рюкзак за спину.
— Каминной сетью. Рядом с зоопарком расположены руины старого особняка, и камин там все еще работает. Когда-то он принадлежал довольно известной волшебной семье. Ну, а оттуда совсем недалеко до зоопарка. Прогуляемся пешком, — сообщил всем Люциус.
— Не помню я там никаких развалин, — копаясь в памяти, слегка нахмурилась Гермиона.
— И сколько же тебе было лет, когда ходила в зоопарк в последний раз? — усмехнулся уголком губ Малфой.
— Не помню… По-моему, лет восемь. Или меньше, — неопределенно ответила Гермиона и нахмурилась сильней — родители очень часто оказывались занятыми всю неделю, и такие совместные походы куда-то были для их семьи достаточно редкими.
— Ты могла не заметить этот дом потому, что на тот момент магия еще не проснулась в тебе, или же проснулась недостаточно сильно. Его могут увидеть только волшебники. И, соответственно, дети, рожденные ими. Думаю, на это здание наложено огромное количество отталкивающих чар. Иначе, как бы мы выжили, если маглы знали о нашем существовании? — он и сам не понимал, зачем объясняет Гермионе прописные истины, но заставить себя замолчать не мог. Заметив на ее губах снисходительную улыбку, Малфой решил с этим бредом пора заканчивать. — Прости, конечно же, тебе все это и так известно.
— Я! Я не знаю! — дернув Люциуса за рукав, вмешался Элиас. — Почему нам нужно прятаться от путаниц?
— От маглов… и мы не прячемся от них, малыш, лишь скрываем наш мир, нашу магию, — Малфой невольно обернул ладонь вокруг маленьких пальчиков сына.
— Зачем? Что ли потому, что если они узнают о нас, то будут использовать в качестве рукавов? — вытаращил глазенки Элиас.
— Рукавов? — Люциус не мог понять, о чем речь.
— Он имел в виду, рабов. Наслушался проповедей Перси Уизли об опасностях магловских технологий и оружия, — пояснила Гермиона и решила отвлечь ребенка. — Ну что, пойдем?
(опять Элиас неточно сказал: sleeves — рукава; slaves — рабы)
Люциус улыбнулся и, активировав камин, провел их в огромный каменный очаг, расположенный среди груды камней, что лежали в густом окружении деревьев.
— О… как здесь прекрасно, — благоговейно прошептала Гермиона, оглядываясь вокруг.
— Ничего прекрасного, — нахмурившись, тут же проворчал Элиас. — Дом какой-то дурацкий, совсем сломанный.
— Когда ты подрастешь, то за каждым разрушенным домом научишься видеть историю многих поколений людей, живших в нем. Когда-то это был великий особняк, и большая могущественная семья волшебников жила здесь, — Малфой поднял Элиаса на руки и, дотронувшись до локтя Гермионы, снова вздрогнул, будто от ожога.
«Да что, черт возьми, происходит со мной?»
— Хочу посмотреть на обезьян, — тут же увлеченно заболтал Элиас. — Мне нравятся те, что с красными задницами.
Покосившись на Гермиону, Люциус заметил, как она нахмурилась и укоризненно качнула головой. Элиас действительно был, словно губка. Он буквально поглощал любую, доходящую до его ушей, информацию, а особенно ту, которую и не стоило бы слышать. И выдавал ее затем в огромных количествах с поистине милейшей непосредственностью, даже не думая о том, что и в чьем присутствии он говорит.
«Несомненно, детская искренность и невинность прекрасна, но как часто он заставляет мать смущаться и краснеть при этом?» — мелькнуло в голове Малфоя.
Никак не комментируя болтовню Элиаса о краснозадых обезьянах, Люциус дипломатично перевел разговор на другие интересности, ожидающие их в самое ближайшее время. Так, держа Элиаса, идущего посередине, за руки, они направились к уже виднеющимся неподалеку воротам зоопарка. А уже скоро этот маленький шалун забыл о приматах и, подняв ноги, умоляюще попросил, чтобы Лушиус и мамочка покачали его, словно на качелях. Напрягшись, Гермиона поначалу испугалась, что Малфой откажется от подобного проявления эмоций посреди оживленной лондонской улицы, но он лишь улыбнулся, принявшись раскачивать смеющегося Элиаса почти до самого зоопарка.
Стоя в очереди за билетами, она невольно посмотрела на Люциуса, доставшего из кармана пиджака пару модных солнцезащитных очков, которые сделали его похожим на кинозвезду или героя с обложки дамского романа. Самым же неприятным оказалось то, что стоящие рядом женщины явно придерживались того же мнения, открыто таращась на интересного мужика и поглядывая на нее с завистливой неприязнью. Почему-то это обидело и задело Гермиону.
«Он. Пришел. Сюда. С нами! Ой, нет… конечно же, он ни разу не мой муж или любимый… Но он — отец моего ребенка. И здесь он — со мной! Так что, можете не пялиться на него, почем зря!» — мысленно прокричала она череде этих, откровенно вожделеющих Люциуса, самок. И как-то сразу полегчало.
Люциус купил билеты, и они уже проходили через ворота, когда он мягко дотронулся до ее спины, пропуская вперед. И Гермиона вздрогнула, будто от удара током. Удивляясь сама себе, она машинально прошла дальше.
«Черт! Да что со мной? Почему я так реагирую на его прикосновения? Ведь Гарри, Рон, да и Джордж могут спокойно обнимать меня…» — подумала Гермиона, все еще ощущая прикосновение Люциуса и жар его ладони сквозь хлопковую ткань тоненькой блузки. Она знала, как они выглядели сейчас, входя в зоопарк, с нетерпеливо прыгающим между ними, Элиасом. Они выглядели, как семья. Настоящая семья.
________________________________________________________________________
Солнце чуть проглядывало из-за облаков, набежавших во второй половине дня, а Люциус с Гермионой все ходили и ходили по зоопарку вслед за своим неугомонным сыном. Нет, конечно же, они беседовали: обо всем и ни о чем, но в основном просто наслаждались искренними и громкими восторгами Элиаса, уже который час бегающего от одного вольера к другому. К счастью, родительское вмешательство потребовалось лишь раз, когда малыш решил, что фиолетовые фламинго нравятся ему больше розовых, и стихийной магией перекрасил их в ту же секунду. Слава Мерлину, это успела заметить лишь одна старушка, семья которой списала на старость и плохое зрение ее уверения в том, что фламинго только что поменяли цвет.
— Хочу мороженое! — заявил Элиас, хватая Люциуса за руку и таща его в сторону лотка.
— Элиас, прекрати! Как нужно просить то, что ты хочешь? — уже по-настоящему рассердилась на сына Гермиона.
— Прости, мам. Пожалуйста, можно ли мне мороженое? — сразу же поправился маленький хитрец и состроил такую жалобную мордаху, что и отец, и мать невольно улыбнулись.
— Будьте добры, одно клубничное в вафельном конусе, — попросила Гермиона продавщицу и потянулась за кошельком, когда ее остановил Малфой. Почувствовав на запястье его пальцы, Гермиона снова вздрогнула, будто от удара током.