«Ну вот! Опять!»
Но тут же принялась спорить.
— Нет, Люциус, не надо! Ты уже заплатил за входные билеты, заплатил за ланч…
— И уж конечно я могу позволить себе заплатить за мороженое. Гермиона, не спорь со мной, — тихо заметил он и, оплатив, протянул Элиасу сладкий клубничный конус.
— Ох, и кто же этот сладкий малыш? — пожилая продавщица опустилась на одно колено и присела рядом с мальчиком.
— Добрый день, леди, — ответил тот, уже принявшись за мороженое.
Женщина ущипнула его за щечку и посмотрела на Люциуса.
— А глазки-то… глазки же, ну в точности, как у папы! — улыбнулась она. — Хорошего тебе дня, милый.
Не отрываясь от лакомства, Элиас с любопытством посмотрел на Люциуса.
«Почему эта леди говорит, что у меня папины глаза? У меня нет папы. Потому что ли, что глаза Лушиуса тоже серые?»
— Думаю, еще есть время, чтобы разок прокатиться на карусели, прежде чем мы уйдем! Элиас, ты как? — громко объявила Гермиона, и Малфой расслышал в голосе легкую панику. Случайный комментарий продавщицы напугал ее.
Гермиона встретилась глазами с Люциусом, и тот понял, что нужно срочно отвлечь Элиаса на что-то другое.
«Черт!» — как же хотелось сейчас поднять мальчишку на руки и громко сказать: «Да! У него мои глаза! Мои…»
Они, молча, шли к карусели, и взрослые даже не догадывались о мыслях, крутящихся в детской голове.
«Почему эта леди подумала, что Лушиус мой папа? И почему он приходит к нам так часто? Почему он так странно смотрит на маму, когда она не видит?»
Элиас лопал мороженое, но головка его оказалась полна вопросов, ответов на которые он не знал. Покончив с лакомством, мальчик взобрался на карусельную лошадку.
«Конечно, не так круто, как покататься на единороге или гиппогрифе, но и это весело!»
С каждым оборотом он улыбался и радостно махал ладошкой маме с Лушиусом, которые стояли рядом, бок-о-бок, и махали ему в ответ.
_________________________________________________________________________
Возвращались они уже вечером, когда солнце почти полностью исчезло за горизонтом, а воздух стал намного прохладней. Медленно шагая со спящим Элиасом на руках, Малфой наслаждался тяжестью детского тела. Маленькие ножки были обернуты вокруг его талии, голова склонилась на плечо Люциуса, Элиас уже спал… И продолжал сжимать в руке палочку с недоеденным шаром зеленой сахарной ваты. Обнимая отца за шею, мальчик прилепил сладкую вату к его шикарной шевелюре.
— Сегодня он так замечательно провел время, — посмотрев на раскрасневшееся и липкое лицо Элиаса, дремавшего на руках у отца, довольно заметила Гермиона.
— А ты? — собираясь пересечь оживленную улицу, Люциус взял ее за запястье.
— Я тоже, — уже перейдя на другую сторону, ответила она тихо.
Их глаза встретились, и Малфой почувствовал, как пульс Гермионы под его пальцами тут же забился быстрей. Несколько мгновений они стояли в тишине, не отводя друг от друга взглядов. Что бы ни происходило между ними сейчас, но оно стало вдруг таким ощутимым, что их природная магия была готова проявить себя и вырваться наружу. И это страшно пугало и странно радовало обоих.
— А тебе не было с нами скучно? — решилась прервать Гермиона затянувшееся молчание.
— О, нет… — качнул головой Малфой, медленно отпуская ее запястье и сразу же ощущая потерю. — До сих пор не могу поверить, что этот чертенок изменил цвет фламинго, — пытаясь отвлечься, он усмехнулся.
— Когда ему исполнился год, магия проявилась в первый раз. Помню, Элиас тогда сильно расстроился из-за бутылок, которые ему не понравились, и заставил их исчезнуть. Думаю, где-то появился большой запас детских бутылочек, — она улыбнулась. — Он очень сильный волшебник для ребенка своего возраста, но, как и любому малышу, ему не хватает силы воли, чтобы контролировать магические импульсы.
— Да я как-то и не удивлен этому. Не могу назвать себя слабым магом, а уж если учесть твою репутацию самой яркой ведьмы своего поколения, то нам было предназначено создать сильного волшебника, — то, что он говорил, звучало так по-малфоевски высокомерно и даже пафосно, но почему-то ни чуточки не раздражало… Может быть, потому что он говорил правду?
— А каким был в детстве Драко? До Хогвартса, где я уже познакомилась с высокомерным маленьким кретином.
— Боюсь, что в этом тебе стоит винить меня, — заметил Люциус, немного передвигая Элиаса на руках. — Я уделял ему очень мало времени. Он был воспитан нянями, как и большинство чистокровных детей. Его выводили к нам из детской всего пару раз в день, а присоединился он к нам за трапезами уже после десяти лет. Помню, будучи ребенком, он казался таким маленьким и худеньким, что я постоянно боялся сломать его. Драко родился немного раньше срока и не совсем здоровым малышом. Когда ему было два года, он прокрался из детской, свалился с главной лестницы мэнора и сломал себе ключицу, гоняясь за игрушечным снитчем, — Люциус улыбнулся воспоминаниям. — Я думал, это научит его быть осторожней, но как только наложили исцеляющее заклинание, так сорванец снова погнался за ним. Думаю, Драко — прирожденный ловец.
— А ты играл в квиддич, когда был молодым? — спросила Гермиона, понимая, что так мало знает о нем.
— Я был загонщиком, — кивнул Люциус. — И играл за Слизерин с третьего курса. Не знаю, откуда у Драко талант ловца, возможно со стороны Блэков. Когда ему исполнилось пять лет, я нанял ему тренера. Он был рожден, чтобы летать, и обожал эти занятия. Сказать по правде, никогда еще не знал ребенка, чувствующего себя на метле так же комфортно, как Драко.
— Значит, Элиас походит на брата даже в этом. Он держится на игрушечной метле, как рыба в воде, — рассмеялась Гермиона, когда они пересекли магический барьер, выглядящий для маглов просто полосой деревьев.
— Знаешь, я все же очень надеюсь, что когда-нибудь Драко остынет и встретиться с Элиасом. Он всегда хотел брата или сестру, но Нарцисса не смогла больше родить. Она была очень хрупкой, но Драко любила яростно, и делала все, чтобы защитить его. Собственно, и умерла, пытаясь защитить его… — тихо закончил Малфой, когда переступая через камни разрушенного особняка, они уже подходили к камину.
— Могу сказать, что сделала бы для Элиаса то же самое. И нет такой жертвы, которую не принесла бы мать ради жизни и благополучия своего ребенка, — Гермиона активировала камин и, пропустив в него Люциуса, последовала за ним домой.
— Только теперь я начинаю понимать, каким отцом можно и должно быть. Но боюсь, что для наших отношений с Драко слишком поздно, — идя по коридору в комнату Элиаса, Люциус показался ей усталым и печальным. Он остановился, ожидая, пока Гермиона расправит постель.
— Не поздно. Никогда не поздно понять, как важна для нас семья и наши близкие, Люциус. И как важна каждая минута, проведенная с ними, — уверенно возразила Гермиона и отошла в сторону, давая ему возможность положить мальчика на кровать.
— Надеюсь, ему никогда не приснятся из-за меня кошмары, как это случается с Драко… — задумчиво произнес Малфой, наблюдая, как Гермиона раздевает их сына и чистит его заклинанием.
Она тихо засмеялась в ответ.
— О, нет, уверена, что ему снятся поезда, обезьяны с красными задницами и фиолетовые фламинго, как и должно быть, — оставив Элиаса в майке и трусах, она прикрыла его одеялом и наклонилась, чтобы поцеловать в макушку. — Сладких тебе снов, миленький.
Люциус взъерошил кудри мальчика, и оба выскользнули за дверь. Следуя за Гермионой в гостиную, он невольно уперся взглядом в маленькую аккуратную попку, и поймал себя на том, что любуется округлостями в уютных потертых джинсах.
«Мерлин! Да я уже не помню, когда в последний раз думал о женщине».
Конечно, казалось странным, что проведя в тюрьме столько лет, он не жаждет наброситься на любую из них, мечтая только об удовлетворении желания. Много раз, думая об исчезнувшем либидо, Люциус осознавал, что радости секса, быть может, окончательно канули для него в Лету. И не сильно переживал об этом. В то время его волновали гораздо более важные вопросы, которые мучили и жгли огнем. Позже, когда он нашел Гермиону с Элиасом, и не знал, что с этим делать, потребности тела снова отошли в сторону. До последних дней… И особенно до этого момента, когда понял, что не может отвести глаз от, заманчиво покачивающихся, бедер.