— Сжечь ее! — уже скандирует народ. Из толпы вылетает увесистый камень и врезается мне в лицо, следом летит ещё один, ещё. — ПрОклятая! В аду тебе самое место…
Я облизываю разбитые губы, чувствуя на губах солоноватый привкус крови, чуть приподнимаю голову, смотрю в лица беснующихся. Что ж вы так, люди? Не вы ли возвели меня на трон, когда враг стоял у стен города? Не вы ли просили последнюю из рода ворлоков помочь остановить кровавую бойню? И вам тогда было все равно, что я одной крови с порождениями тьмы — о спасении молили вы, оплакивая своих родных и близких! Что ж теперь вы вспомнили о величии своей души? Раньше было не до этого? А сейчас…
Но мне все равно, я уже однажды сделала свой выбор…
— Покаяние очистит твою душу, — церковник торжественно подносит ко мне серебряный крест.
Я громко хохочу. Наивный, какая душа у ведьмы! Моей душой была сила, которой вы меня лишили! Моей душой будет месть, которая настигнет вас, где бы вы не прятались! Я все-таки обманула вас, обманула!
— Давай! — священнослужитель дает отмашку палачу. Тот, пакостно щерясь в предвкушении моих страданий, поджигает хворост.
Наконец-то мне становится тепло! Языки пламени неожиданно высоко взлетают, закрывая от меня и палача, и священника, и охнувшую толпу: — "Да она смеется над нами!" Улыбаясь, я вижу то, что было со мной совсем недавно, но смотрю, словно со стороны…
…Высокая женщина, прижав к себе спящего ребенка, мчится изо всех сил. Затейливо заплетенные волосы рассыпаются на отдельные пряди, на лице тревога и страх. Факел в её руках плюётся искрами и гаснет. Кромешный мрак воцаряется под сводами кажущегося бесконечным тоннеля, но вдалеке виднеются слабые призрачные прОмельки.
Поворот и перед глазами возникает громадный зал — на стенах, облицованных черным, тщательно отполированным, камнем, как в зеркалах играют блики слабо горящих светильников. Узкие бойницы окон закрыты щитами, и неясно — ночь сейчас или день. Посреди громадного пустого зала на возвышении стоит резной каменный трон.
Следом за женщиной вбегает запыхавшийся мужчина в полном боевом облачении. Небрежным движением он вытирает о рукав обагренный меч. Упившееся крови оружие с недовольным шипением вползает в ножны. Воин с трудом вдвигает дверной засов в пазы и бережно берет на руки ребенка, давая женщине перевести дыхание.
— Джанет, быстрее! Они уже близко!
— Я успею, Торинг! Должна успеть! — нервным жестом женщина снимает с пальца перстень, ярко блеснувший сиреневым камнем, протягивает его мужчине. Тот послушно кивает головой, снимает с шеи вышитый кисет на плетеном шнурке, убирает в него перстень и надевает украшение на шею ребенку, девочке.
— Расскажешь ей, что было, остальное сама сообразит, кровь подскажет, — она на секунду приникает головой к плечу мужчины, целует ребенка. — Иди! Перстень не потеряй, в нем все…
Джанет, тревожно прислушиваясь, кидается к престолу, ощупывает его, беззвучно приговаривая. Громоздкое сооружение с легким скрипом сдвигается в сторону. В открывшемся проеме видна обвалившаяся каменная лестница, уходящая вниз. Подталкивая мужчину, чтобы не мешкал, женщина отправляет его в темноту.
Окованная железом дверь в два человеческих роста сотрясается от мощных ударов. Через мгновение в зал с ревом врывается разношерстная толпа людей, кто с мечами, кто с арбалетами, а кое-кто и просто с дубинами. Они жаждут крови ведьмы и её отродья.
Поздно — трон уже незыблемо стоит на своем исконном месте.
Колдунья вскидывает руки — с ее ладоней разом поднимаются огненные жуки, красивые, но смертельно опасные. Их хозяйка спокойна и решительна, ей нечего терять! Пляска смерти начинается, и еще неизвестно кому улыбнется победа!
Ворвавшиеся в зал опасливо замирают.
Ведьма тоже почему-то медлит.
Молчание нарушает гортанный боевой клич одного из бойцов, выскочившего на середину. Неотвратимым тараном он несется на колдунью. На полпути его встречает гудящее облако сверкающих жуков и, на миг замерев, нападающий осыпается на пол горкой смердящего пепла. Больше таких смельчаков не находится, зато на Джанет обрушивается залп арбалетных болтов. Бесполезно — короткие стрелы сгорают, не касаясь неподвижной фигуры.
Внезапно воины расступаются, пропуская вперед сухонького старца в черной сутане, держащего перед собой икону.
— Мне это не страшно, не старайся зря, — низким, вибрирующим от внутреннего напряжения голосом произносит колдунья. — Твои святые здесь бессильны.
— Пока Вера слаба, слабы и мы, — так же тихо возражает ей священник. — Но так будет не всегда, нас много и с каждым днем нас становится все больше. На колени, дети мои, помолимся Господу нашему, чтобы укрепил Он нас в нашем святом деле.