По склону, в их сторону, катился огромный пылевой шар. Какое — то мгновение, и шар распадается, из пыли выныривает самый обыкновенный бэтээр.
— Свои! — выдохнул из себя Попов, и, окинув всех радостным взглядом, рассмеялся.
— Стоп! — скомандовал Павел. — Еще неизвестно, кто это. А вдруг духи бэтээр захватили!
Все залегли, приготовив оружие. Позиция была выгодной. Они лежали среди валунов, через которые бэтээр вряд ли мог пройти.
Раздался рев двигателя и, окутавшись клубами пыли, и вонючего дыма, бэтээр дернувшись, замер.
— Эй, шурави! — на чистейшем русском языке, донесся до них хриплый голос, в котором Попов узнал хорошо ему известного командира взвода коммандос, Сайфуллу. — Где вы там попрятались? Не бойтесь! Свои!
Попов хорошо знал Сайфуллу, одного из лучших офицеров бригады коммандос. Два года учебы в военном училище в Рязани, помогли ему в совершенстве овладеть русским языком.
От него Павел и узнал подробности захвата каравана, ради которого он и прибыл в Кандагар. Среди захваченных трофеев были только снаряды для базук, — безоткатных орудий. «Стингеров» не было. Они взлетели на воздух вместе с лошадьми, на которых и были навьючены. По предположению Попова, сработали самоликвидаторы. Кто-то из тех, сопровождал этот груз, заставил их сработать…
… Утром Павел чувствовал себя, на удивление, очень даже, неплохо. Как будто и не было бессонной ночи, афганских воспоминаний и почти опустошенной бутылки коньяка. Он натянул спортивный костюм и подошел к окну. Стояло ничем не примечательное тихое воскресное утро. Легкий ветерок разносил по улицам спального района огромного южного города, еле уловимый запах цветущих фруктовых деревьев. Солнце ласково бросало свои лучи в окна многоэтажек. Стайки воробьев суетливо порхали по верхушкам деревьев, а голуби, примащиваясь на обшарпанных карнизах, выжидающе всматривались в пыльные окна квартир обывателей.
Павел снова вспомнил о Лустенко, о том, сколько они не виделись, и еще раз бросив взгляд в окно, направился в ванную комнату. Неожиданно взгляд остановился на переполненном мусорном ведре. Быстро набросил спортивный костюм, босоножки, подхватил ведро и вышел из квартиры.
Лифт, как всегда, не работал. Помянув «добрым» словом работников ЖЭКа, чертыхаясь, потопал по лестничному маршу вниз.
На площадке третьего этажа, у двери квартиры чудаковатого пенсионера, а со слов всезнающих бабок, бывшего ученого-химика деда Ивана, фамилия которого была Петров, кучковались его соседи, и о чем-то оживленно переговаривались.
Увидев Павла, сразу замолчали.
— Доброе утро, — приветливо улыбнулся тот, но, обратив внимание на неестественно вытянутые и испуганные лица, замолчал.
— Что случилось, бабоньки? — Павел приостановился, останавливая свой взгляд на самой шустрой и говорливой, бабе Кате.
— Ой, Пашенька! — запричитала та, — страсти-то какие! Деда Ивана порешили!..
— Как это, порешили? — оторопел Павел.
— Как, как, — просипел прокуренным басом дед Василий, инвалид Отечественной, тыкая палкой в сторону приоткрытой двери, — ножичком раз, и амба…
И тут их словно всех прорвало. Перебивая друг друга, они что-то пытались рассказывать. Из всего, что мог понять Павел, много «кровишши», в квартире все перевернуто. А в прихожей, кобелек Мальчик мертвый лежит…
— А ну, тихо! — прикрикнул Павел, — давайте кто-нибудь один.
Но ничего не вышло. Гвалт не прекращался.
— Да замолчите вы, наконец! — снова крикнул Павел, но, видя, что все его усилия тщетны, наклонившись к бабе Кате, громко спросил:
— Милицию-то оповестили?
Сразу стало тихо.
— Вызвали, милок, вызвали, — закивала головой баба Катя, поправляя заскорузлой рукой повязанный на голове теплый не по сезону платок. — Вот Маняша и оповестила, — кивнула она на дородную Марию Ивановну, работницу местного почтового отделения.
— Откуда звонила, Мария? — повернулся к ней Павел. — Надеюсь, от себя? А то оставишь там свои «пальчики», — кивнул он на полуоткрытую дверь, — потом затаскают.
— Да ну тебя, Паша, — принужденно хохотнула та, — совсем меня за дуру принимаешь, — и игриво вильнув крутым задом, направилась к своей квартире.
— Подожди, Маняша, — остановил ее Павел, намереваясь задать еще один вопрос.
— Да нет, Пашенька, — перебив его, зачастила баба Катя, — Манька звонила от себя. Она все и обнаружила…. Пошла, выносить мусор, — глянь, а дверь в квартиру деда Ивана приоткрыта. И почему-то Мальчик не лает. Тот всегда, паршивец, прости меня Господи, — перекрестилась баба Катя, — в это время лает, спать не дает…. А тут, молчит.