Горчаков продолжал молчать. Только по его багровым скулам, вдруг быстро-быстро, забегали желваки.
— Если ты желаешь знать причину вызова, зачем бы тебе не спросить нашего с тобой начальника, и твоего друга Ярыгина. Он — то наверняка, знает…. Да, что там говорить, ты же сам наверняка знаешь причину. Ты знаешь, что служба внутренней безопасности здесь работает неплохо. Где гарантия, что ты, или твоя благоверная женушка, не «наследили» своими делишками»? Помнишь, Саша, я тебя предупреждал, что бы ты приструнил свою благоверную, которая, положив на все и вся один прибор, занимается с местными нуворишами валютными операциями…. Забыл? То-то. И информацию об этом я получил не от нашего, а от афганского источника…. А твои «проделки» с контрабандой? Да что там говорить с тобой, Саша, — в сердцах выругался тогда Павел и, хлопнув дверью, вышел из кабинета… Он тогда и думать не мог, что причиной всему было то, злополучное оружие…
… Неожиданно Павел вспомнил и другой разговор, в котором прямо обвинил тогда Горчакова в подлости…
… В тот вечер поминали общего друга полковника Колю Еременко, погибшего на глазах Павла под Кандагаром. Шел обыкновенный позиционный бой. С той и другой стороны шла ленивая перестрелка. Николай, — военный советник начальника политотдела 2 Армейского корпуса ДРА, и Павел, находившийся тогда по своим делам в корпусе, сидели в укрытии, курили, и вели ничего не значащий разговор. Павел ждал возвращения «с той стороны» разведгруппы.
Неожиданно со стороны проплешины в центре «зеленки», донесся громкий стон. Еременко молча, сунул Павлу свой «Калашников», выскочил из укрытия, и скрылся в кустарнике. Появился через пару минут, неся на своей спине раненного афганского офицера…. И через мгновение, взрыв…. Коля наступил на противопехотную «итальянку»…
В Кандагарский госпиталь доставить не успели. Не приходя в сознание, Еременко скончался в «вертушке». А через пару дней тело полковника Николая Еременко, «Черным тюльпаном» было доставлено на его родину.
На скромных поминках тогда был и Горчаков. Ушел он рано. Прощаясь, сказал Павлу, который не спал почти трое суток, что дает тому на завтра отгул, о чем сам поставит в известность резидента.
Однако все произошло далеко не так. На следующий день Павла срочно вызвали к резиденту. Вызвали по рации. Павел вспомнил, как резидент встретил его тогда, увидев перед собой его помятую и опухшую физиономию. И будучи по натуре человеком очень деликатным, он без слов отпустил Павла отдыхать, предупредив, что доклад о командировке в Кандагар, заслушает завтра.
На следующий день он подошел к Горчакову, посмотрел в его бегающие глазки и, разделяя каждое слово, произнес: «Какая же ты сволочь, Саша…. Ты хотя бы перед памятью Коли, постеснялся подставлять меня…. Ты же сам мне дал отгул…. Какой же ты подлец, Саша…
— Ничего подобного! Я просто не успел поставить в известность резидента…
— Не надо, Саша, — остановил тогда ему Павел и, со словами, — Бог тебе судья, — вышел из кабинета.
Спустя годы, возвращаясь к давно пережитому, которое нет-нет, да и напоминало о себе, он задумывался, а правильно ли поступил тогда на Лубянке в кабинете начальника отдела кадров, отказавшись дать компрометирующую на Горчакова информацию? И сам себе отвечал: «Правильно. Как бы там ни было, совесть моя чиста». Хотя это «правильно» решило тогда его дальнейшую судьбу.
… Генерал на это отреагировал довольно просто:
— Жаль…. Тогда вопрос вашей дальней карьеры, пусть решают те, кто рекомендовал вас в загранкомандировку…. Вот и все. Коротко, и ясно…
Жалел ли он о том, как с ним обошлись? Пожалуй, да… Карьера не сложилась. Да, за три года войны, ушло здоровье. Да, деньги, что заработаны на этой войне, до последней копейки были украдены разваливающимся государством. Но было главное, — его совесть была чиста. Дышал он свободно…
Сейфуллин глубоко затянулся сигаретой, посмотрел на превратившийся в пепел ее кончик, и решительно ткнул в пепельницу. Снял слегка затемненные очки. Протер бархоткой и снова надел.
Мало кто, даже из ближайшего окружения, знает, что носит он их не из-за какого-то дурацкого имиджа, а по рекомендации врача. Он подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение.
— Значит, имидж, — усмехнулся он своему отражению. — Ну, что ж, пусть будет имидж. Он знал про свое сходство с персонажем телесериала «Бандитский Петербург». Знал, что про это сходство шепчется и его окружение, но не обижался и, даже в какой-то степени по-мальчишески гордился этим.