В ванной был не долго. Смыв всю гадость, въевшуюся в тело за сутки, Павел с удовольствием натянул чистую смену белья, как всегда предусмотрительно прихваченную с собою. Старая, уже постиранная, висела здесь же, на веревке. Мерно гудел электронагреватель, из которого, шипя и булькая, выливалась в ванну горячая вода.
— Витя! Иди купаться! — крикнул он в полуоткрытую дверь ванной комнаты, и, не дожидаясь его появления, скрылся в «гостевой» комнате.
Блаженно растянувшись на хрустящей белоснежной простыне, Павел, незаметно для себя, заснул.
Снилось что-то бессвязное, хаотичное. И вдруг в этом хаосе раздается голос Али Бабаевича из кинофильма «Джентльмены удачи»:
— Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!
Павел открыл глаза и непонимающе уставился на стоящего перед кроватью посвежевшего, в чистой голубой рубашке, синих джинсах, улыбающегося Виктора.
— Ну, чего вылупился? — хохотнул тот. Тебе же говорят, — кушать подано…
— Ни хрена себе, — буркнул окончательно пришедший в себя Павел, вскакивая с постели.
— Сколько времени!? — крикнул вдогонку скрывшемуся за дверью Виктору.
Не расслышав ответа, быстро натянул на себя спортивный костюм, а на босые ноги, приготовленные другом, тапки.
Кто прошел Афганистан, тот знает офицерский ужин. Знает напитки, закуски, которые традиционно украшали столы. Ничем от них не отличался и этот, приготовленный Анатолием.
В центре карточного столика, застеленного сложенной вдвое чистой простыней и, предусмотрительно накрытой сверху полиэтиленовой пленкой, высилась литровая бутылка, наполненная какой-то желтоватой жидкостью. Рядом стояли бутылки с «фантой» и «колой». Тут же, на шампурах, источали неповторимый аромат, и заправленные известными только афганцам специями, еще дымящиеся шашлыки. Остальное перечислять не имеет смысла. Это был уже устоявшийся во всех офицерских компаниях, где отсутствовала женская рука, натюрморт, — консервы, отварной картофель, селедка, зелень, хлеб, и уже перенятое афганцев угощение, — орешки.
— Ну, Паша, давай, за то, что живы, и за то, что будем жить! — поднял рюмку Виктор.
— Давай, Витя, за нее, которую мы сегодня едва не потеряли, — поднял свою рюмку Павел.
Выпили стоя.
— Да-а, такого я еще не пробовал, — хватая ртом воздух, с трудом прохрипел Павел.
— Это персиковая настойка, — усмехнулся Виктор. — Настояна не медицинском. Аборигены научили. Крепость за шестьдесят. Это только первая идет комом, — хохотнул тот, снова наполняя рюмки.
— Когда завтра вылетаешь? — пережевывая редиску, спросил Виктор. — Пока ты общался с генералом, мне кое-что успел шепнуть Фоменко.
— Вот трепло, — беззлобно выругался Павел, и добавил, — в пять надо быть на афганской вертолетной стоянке.
— Тебе повезло, что будешь вместе с Поповым, — заметил Виктор, потянувшись за шашлыком.
— Знаю, парень надежный, — согласился Павел, пережевывая ароматное жгучее специями мясо.
— Ну и шашлык… Слов нет, — жмурил он от удовольствия глаза, снимая ртом очередной кусок с шампура.
— Да, Витя, — переводя дыхание, Павел вдруг вспомнил встречу с моджахедами, — почему они нас, все-таки, не размазали? Мы же для них были, как куропатки для охотников.
— Значит, не имели на то «приказу», — скаламбурил Виктор, сочно хрустя редиской.
— А на кой хрен тогда им это было нужно? — удивленно посмотрел на друга Павел.
— Ну, это как сказать, — Виктор снова наполнил рюмки. — Ты обратил внимание, где они устроили засаду? Нет? Вот то-то и оно. Рядом, где они устроили лежку, шел съезд на грунтовку, идущую вглубь «зеленки»…
— Короче говоря, — разъясняю непонятливым, — Виктор посунулся к столу, — им был нужен наш уазик, или, как они его прозвали, — джип. Муджи любят его за высокую проходимость, выносливость, и простоту обслуживания. А, «размазывая» нас, они бы «размазали» и уазик. А так, — тяжело вздохнул Виктор, — может быть, наше с тобой время еще не подошло…
Время летело незаметно. За чередованием тостов под хорошую закуску и болтовню, — «обо всем, и ни о чем», не заметили, что наступила полночь.
— Так, — взглянул на часы Виктор, — пора завязывать. Уже наступило завтра. Сейчас пойдем перекурим. Здесь все приберет Махмуд и проветрит. А то видишь, что тут, — кивнул он на плавающие по холлу слоистые облака табачного дыма, — бой в Крыму, все в дыму, и ни хрена не видно.