— На работе.
— Каким образом?
От кого-то он слышал — кажется, от Корсо, — что нельзя говорить о других женщинах с той, на которую имеешь виды. Лучше всего притвориться, что она у тебя единственная. Иначе она на этом зациклится и все время будет тебя доставать.
— Так как же вы встретились? — продолжала настаивать Кики.
— В шестнадцать лет ее изнасиловали во время первого свидания, выстрелили в голову и оставили умирать. А парнишку, с которым она встречалась, застрелили насмерть.
— О Господи! — простонала Кики.
— Преступление оставалось нераскрытым, пока Крейг Берч не наткнулся на это дело двенадцать лет спустя. Мы стали его раскручивать, и тогда-то я ее и встретил. В конце концов мы его дожали.
— Вы с ней до сих пор встречаетесь?
— Нет. Думаю, что, когда все закончилось, ей просто не захотелось видеть того, кто постоянно напоминал бы ей о случившемся. Naturaleza humana. Такова уж человеческая натура. Вполне логично.
Она кивнула.
— А кто еще?
— Вы что, книгу писать будете?
— Просто хочется знать, что мне грозит.
— Кики, единственное, что вам грозит, — это я сам. Я холостой, sin problemas[14].
— Ну так кто еще у вас был?
Он понял, что сопротивление бесполезно.
— Была еще одна девушка, которую я встретил, когда работал секретным агентом. Танцовщица и стриптизерша. Очень красивая, tremenda mujer[15], но у нее были дурные привычки, от которых она не хотела избавляться. Я порвал с ней — не мог смотреть, как она губит себя.
— А у вас когда-нибудь были нормальные женщины?
Он на минуту задумался.
— А кого вы считаете нормальными? Наш сержант, es un buen hombre, хороший человек, хотя, кажется, и не совсем в вашем духе, любит повторять: «Люди кажутся нормальными, пока не узнаешь их получше».
— Это верно.
— Возможно, мне не часто приходилось сталкиваться с теми, кого вы называете нормальными людьми. Но такая уж у меня работа. А помимо нее я мало кого вижу. Но ведь там я встретил вас и очень этому рад. Возможно, я просто не умею общаться с нормальными людьми, — вздохнул он, пригладив волосы.
Кики взяла его за руку.
Доктор сказал, что Флер проспит еще несколько часов, а потом придет в себя, но оставлять ее одну пока нельзя. Она снова отказалась от обследования. Назарио попытался ее уговорить.
— Нет, не хочу никаких обследований и протоколов. Я не в первый раз так влипаю, — невнятно произнесла она.
В больнице Флер оставаться не захотела, и Назарио позвонил Соне Уайтекер, секретарю Эдера.
— Бедная девочка, — сказала та.
— Я не могу сидеть с ней. У меня работа. Что будем делать?
— Я приглашу к ней сиделку. Господи, девочка попала в больницу? Если Шелли меня уволит, значит, так тому и быть.
— Спасибо, Соня. Я отвезу ее домой.
Они с Кики привезли Флер в Каса-де-Луна.
Когда «мустанг» подъехал к дому, Кики удивленно раскрыла глаза.
— Вы здесь живете?
— На самом деле мы оба здесь не живем. Я снимаю комнату над гаражом и в качестве платы слежу за домом.
Они помогли Флер, едва прикрытой бумажной больничной рубашкой, подняться по лестнице. Ее все еще шатало.
— Кто вы? — спросила она на середине лестницы, только сейчас заметив Кики.
Ткнувшись лицом в подушку, девушка немедленно заснула.
— Вы всегда такой? — спросила Кики, пока они ждали сиделку.
— Какой?
— Рыцарь на белом коне, спасающий прекрасных дам.
— Это не обо мне.
— Слава Богу.
— Почему «слава Богу»? — настороженно спросил он.
— Потому что меня не надо спасать. — Она не стала дожидаться сиделки и вызвала такси.
— Мы еще увидимся? — спросил Назарио, когда внизу засигналило такси.
— Не знаю, — грустно ответила Кики, поцеловав его на прощание.
Глава 26
— Эта женщина раздавала младенцев, как котят, без каких-либо документов и сведений о родителях, — сообщил Берч на утренней оперативке у Райли. Кроме него, там присутствовал только Назарио. Стоун и Корсо все еще были в больнице.
Она даже выдала трех разных детей за тройняшек. Когда одному из них исполнилось девятнадцать, ему понадобилось переливание крови во время операции. Тогда-то и выяснилось, что они неродные. Ни друг для друга, ни для своих родителей. До этого момента бедняги даже не подозревали, что они приемыши. Когда они попытались разыскать своих матерей, оказалось, что у них нет прошлого.
Либо докторша держала все метрики в голове, либо они исчезли после ее убийства. Когда детей усыновляли, всех это устраивало. Быть матерью-одиночкой в те годы было совсем не так почетно, как сейчас. В пятидесятые это считалось позором.