– Вот видишь, значит, не один я такой чудик. Сам-то как попал сюда?
– По распределению.
– Откосить не мог?
– Легко! У меня на четвертом курсе бурный роман завязался с дочкой секретаря обкома. Прикидываешь, какая шишка? Когда Валентина, девушка моя, привела меня домой, чтобы познакомить с родителями, я охренел по полной программе. Такой роскоши не видел никогда и нигде. У меня-то родители простые трудяги, отец мастер на заводе, мама воспитательница в детском саду. Жили нормально, но до секретаря обкома, сам понимаешь, как до неба.
– Понимаю, – улыбнулся Козырев.
– Ну вот, посидели мы за столом, армянского коньячку отведали. Я тогда сказал, что мне нельзя, поймают, на губу отправят. А папаша ее: «Кого? Тебя? Того человека, который выпил со мной?» После знатного обеда пригласил он меня в кабинет и спросил, серьезны ли мои намерения. Я, естественно, да, конечно, как же иначе, хотя честно скажу, особых чувств к ней не питал. В постели она была дьяволицей. На том и держался наш роман. Папаша спросил, какие у меня планы на жизнь после учебы. Я: «Куда пошлют служить, туда и поеду». Он: «Даже в самый захолустный гарнизон?» Я ему: «На то и учусь, чтобы служить». Он: «Все это похвально, но как же Валентина? Отдаленные гарнизоны не для нее». В общем, базар в таком духе. В конце папаша говорит: «Я ничего против вашего брака не имею, сам из низов вышел. Но при условии, что ты будешь делать то, что я тебе скажу. Закончишь бурсу свою, уволишься, пристрою в обком комсомола. Квартиру дам». Так и сказал, «дам», словно в городе все ему принадлежало. Да так оно, в принципе, и было. «Даже дачу свою вам отдам, себе новую сделаю. Само собой, машину подарю на свадьбу. Такое вот условие. Полное подчинение и катайся сыром в масле».
– Ну а ты?
– А мне, Миша, после базара этого противно стало. Это что же, я продаю себя? В подкаблучники иду? Да от меня все пацаны с курса отвернутся. «Нет, – думаю. – Секс – это хорошо, а честь, без всякого пафоса, дороже». Ротный мне выдает маршрутку и объявляет свободный выход. А сам с каким-то презрением смотрит. Отказался я. Пошел на КПП, там телефонная будка, позвонил Валентине и объявил об окончании наших отношений. Шумиха поднялась. К генералу вызывали. А после госэкзаменов и выпуска предписание в зубы – убыть в распоряжение командующего ТуркВО. Отомстил секретарь обкома несостоявшемуся муженьку своей дочери. Я в полк прибыл. Через месяц она письмо мне прислала, а в нем фотографии с ее свадьбы. Жених из штатских, довольный, как удав, заглотавший антилопу. На листке всего одно-единственное слово: «Придурок»!
Козырев рассмеялся и заявил:
– Вот видишь, по сути, ты тоже напросился в Афган, а меня дураком и идиотом обозвал.
– У тебя, Миша, другая ситуация была.
– Нет, командир. Один в один.
– Ну и хрен с ней. А твоя невеста-то как?
– Что ты имеешь в виду?
– Веришь ей? Уверен, что ждать будет? Это не неделя, не месяц, а два года, не считая отпуска. Но что такое эти несколько недель? И потом, Миша, здесь, на войне, самое страшное не смерть. Она ведь тот же сон. Поймал пулю и уснул. Это для родных горе, а ты у нас детдомовский, значит, и страдать некому. Самое страшное, если пуля или осколок не убьют, а сделают инвалидом. Этого все боятся. На смерть же идут легко. Даже если и пронесет, то два года – срок большой.
– Моя Ольга дождется, – ответил Козырев.
– Дай бог! Пойми меня правильно, я за то, чтобы у вас все срослось. Да только жизнь штука сложная и непредсказуемая. Точно так же, как и ты, год назад говорил начальник службы ГСМ Гоша Гогидзе. Ты с ним в одном отсеке живешь.
– Да. Что он говорил?
– Невеста у него в Союзе осталась, так он и мысли не допускал о том, что идиллия его разрушится. Поначалу все хорошо было, а потом письмо, как и мне, хотя и без «придурка». Прости, мол, Гоша, ты самый лучший, но не могу я так, каждый день мучиться, думать, жив ты, погиб или раненый в госпитале лежишь. А посему решила выйти замуж за другого. Она просила его не писать, не искать встреч и все в том же духе. Так Гогидзе застрелиться хотел. Начпрод случайно увидел, как Гоша за склады зашел с пистолетом в руке. Сунулся туда и успел отбить ствол от виска. Гоша нажал на спусковой крючок, да пуля в стену ушла. Вот такая, Миша, история про неразделенную любовь. Но все, пришли. Чем заниматься думаешь?
– Не знаю. Может, спать завалюсь, книгу почитаю, в клуб на фильм с ротой схожу. Ты не в курсе, что сегодня крутить будут?
– Нет. Не в курсе. Но ничего хорошего. Что-то интересное начальство в штабах на видаках смотрит.
– Так и у тебя есть видак.
– И я смотрю. Но редко.
– Почему?
– Долго и часто нельзя. Гениталии опухнут и лопнут к чертям собачьим, а мне в Союз скоро.