— И как вы все успевали? — поразилась Юлия. — Ведь дома орава малышей, которые доставляют столько хлопот! Муж, хозяйство…
— Все успеешь, если деваться некуда. А тогда еще и свекровь приезжала к нам почаще. Это теперь дорога вниз стала такой трудной. Ну конечно, легко нам не было. Но знаете, что я вам скажу, мадемуазель Юлия? Как насмотришься в больнице на людские страдания, так еще будешь радоваться, что руки-ноги на месте и можешь работать. И своим детям не могла нарадоваться, как посмотрю на Даниеля. Он не отходя сидел возле умирающей матери, сплошной комок горя. Одинокий, растерянный. Никто о нем не заботился, никто не думал — у всякого свои беды! Тогда я поговорила с мужем. И как бедняжка отмучилась, мы взяли Даниеля к себе. — Светлая улыбка преобразила суровые черты Катарины. — Конечно, пришлось немного потесниться. И суп стал чуток пожиже. Да разве в этом дело? Мы дружно живем и нужны друг другу. Чего еще желать лучшего?!
Вся мудрость маленького островного народа говорила сейчас устами этой простой женщины. И Юлия вдруг показалась себе такой маленькой и никчемной со своими ничтожными заботами и великим апломбом. Возле этой скромной корсиканки с благородной душой и большим сердцем, которая и не осознавала своего великодушия, а делала то, что считала само собой разумеющимся!..
Песня снаружи умолкла. Вместо нее послышались пронзительные визги и крик, грозящие перерасти в настоящую ссору. Одним махом мать Бонелли оказалась у открытого окна и, высунувшись по пояс, строго прикрикнула:
— Ну-ка, петухи, сейчас же прекратите! Что о вас подумает мадемуазель Юлия?
— Луис украл мой леденец на палочке! — завыл Паоло.
— Украл? — Голос младшего брата взвился до пронзительного дисканта. — Если ты еще раз скажешь такое, я выдеру тебе все волосы!
Теперь маленькая Тереза ударилась в безутешный детский плач. Успокаивая ее, старший, Лукас, крикнул наверх матери:
— Он его просто спрятал, мама!
— Луис, быстро отдай Паоло его леденец и помиритесь! — приказала мать. — А то я сейчас спущусь и устрою вам такую баню!
Похоже, дети знали, что с матерью шутки плохи, поэтому притихли. Еще чуть-чуть попререкались, еще чуть-чуть поворчали — и во дворе снова воцарился мир. Когда Катарина Бонелли повернулась от окна, ее, лицо было вовсе не сердитым, а даже веселым.
— Мальчишки — как молодые щенки. Если не лают, значит, нездоровы.
Юлия поднялась:
— Пожалуй, пойду. У вас еще столько дел! Большое спасибо за все, мадам Бонелли! — Взявшись за ручку двери, она тем не менее остановилась. — Даниель, — помедлив, сказала она запинающимся голосом, — рассказал мне удивительную историю, будто у него в Германии бабушка-принцесса, которая живет во дворце…
— О Боже ж ты мой! — со смехом простонала Катарина. — Уж этот мне мальчишка! Он любит морочить этими россказнями голову приезжим. Не верьте ни единому слову!
— Конечно, конечно, но… он назвал одну фамилию: фон Равентли… И сказал, что его зовут Даниель Филипп фон Равентли…
Мадам Бонелли добродушно, со снисходительным упреком покачала головой:
— Он такой фантазер, наш Даниель! Честное слово, просто сказочник. Филипп — да. Это второе имя он, должно быть, и вправду получил по отцу. Потому что Дезире перед смертью все шептала его. Но то, другое, смешное, — чистая выдумка. Даниель Филипп Фуко — так записано в метрике, и так оно есть на самом деле.
— Конечно, я нисколько не сомневаюсь. Только вот «фон Равентли». Это действительно древняя фамилия высшей немецкой знати. Семья существует до сих пор. Они очень богаты и владеют не одним замком.
— Он где-то выискал это имечко, мадемуазель Юлия, поверьте мне. Большая умница наш Даниель, этого не отнимешь. Как только ему в руки попадает кусочек газеты, он тут же начинает читать. — Катарина Бонелли пожала плечами. — Наверное, прочитал что-то о людях, которых так звали. Вот и придумал себе сказку. Дети часто сочиняют истории, особенно если у них такое живое воображение, как у Даниеля.
— Да, я точно так же подумала.
Теперь Юлия была готова рассмеяться над своей безумной идеей о «маленьком принце». А оказывается, мальчишка просто подшутил над ней, и ничего больше!
Когда женщины спускались по лестнице, им навстречу попался Даниель. Он посмотрел на Юлию, потом на мать и тихо сказал:
— Я хочу еще кое-что показать мадемуазель Юлии.
— Что? — спросила мадам Бонелли. Его веки дрогнули.
— Ну… где я сплю.
— Там нечего смотреть! — коротко отрезала мать, развернув его за плечи. — Что там может быть для мадемуазель Юлии интересного? — Она мягко подтолкнула его перед собой и уже ласковее спросила: — Папа еще не появлялся?