Она вскочила, щелкнув языком от огорчения:
– Господи, как же я сама не догадалась? Да и вы тоже хороши, мистер Дойл! Неужели вы не понимаете, как должна себя чувствовать молоденькая девушка, когда у нее на голове воронье гнездо? А вы еще сидите и смотрите на нее все время. Стыдно вам, мистер Дойл.
Он усмехнулся и снял ее чемодан тоже.
– Мне кажется, Ханна Маклиод в любом виде очаровательна. Вы не поверите, – обратился он ко мне, – миссис Хескет все время меня за что-нибудь ругает.
– Нет, поверю, мистер Дойл. – У меня опять чуть не полились слезы из-за того, что я могла вот так сидеть и разговаривать и шутить, как раньше. – Миссис Хескет совершенно искренне верит, что мужчина должен знать свое место.
Он рассмеялся, потом подошел, сел на краешек дивана лицом ко мне и ласково взял меня за плечи, а миссис Хескет принялась тем временем приводить в порядок мои волосы. Так я сидела между ними, а они рассказывали мне, что было дальше.
Уилларды вернулись в Европу, где у Бенджамина Уилларда еще были дела, а потом они сразу собирались отплыть в Соединенные Штаты. Эндрю Дойл бросился разыскивать Тоби Кента, но он уехал, и Эндрю Дойл вспомнил, что тот в свое время разыскал меня через агентство Хескет, так что он отправился на Чэнсери-лейн и познакомился с миссис Хескет. Когда же он поведал ей о своих страхах и она увидела мою шкатулку, то немедленно усмотрела в совершившемся руку сэра Джона Теннанта. Вот тогда она рассказала ему о моих настоящих родителях, и он понял, что моему дедушке, сэру Джону Теннанту, очень нужно было меня устранить. Они написали письмо Тоби Кенту на его парижский адрес, однако ответа не получили.
Они, правда, побаивались, что меня уже нет в живых, и все же не могли поверить, будто сэр Джон решился меня убить. Он был хитрее, как им казалось, и миссис Хескет предположила, что он упрятал меня в какой-нибудь приют подальше от Лондона, где владел землями и был могущественнее властей, чтобы держать меня под присмотром, сколько ему угодно.
– Поначалу нам никак не удавалось найти никакой финансовой ниточки между сэром Джоном и подобными учреждениями, но потом, немножко подумав, я поручила Бонифейсу вести все дела в конторе, а сама сняла на месяц небольшой домик в деревне Линдонбрук, то есть в деревне сэра Джона Теннанта.
Я широко открытыми глазами смотрела на Эндрю Дойла.
– Бонифейс уже побывал там раньше в ходе своих расследований, – объяснил он, – а миссис Хескет там не показывалась, так что она сняла дом под чужим именем и подкупила почтальона его милости.
– Почтальона? – повторила я. – Подкупила?
– Я подкупила мальчишку, который носил почту из замка. Он такой хороший, простой мальчик, и я убедила его, что умею колдовать и могу наложить на него самое страшное заклятье, так что мне не страшно, расскажет он обо мне своему хозяину или нет.
– А что... что вы заставили его сделать?
– Ничего. Он заходил ко мне каждое утро и пил чай по дороге на почту. Письма он оставлял в кухне, а чай пил в маленькой гостиной и никогда не задерживался дольше, чем на пять минут. Этого было больше, чем достаточно, чтобы просмотреть письма сэра Джона Теннанта.
Иногда, как она сказала, их могло быть не больше двух, а иногда шесть. В основном это была деловая переписка, не вызывавшая никаких подозрений. Чайник уже кипел, на огне в кухне и за несколько секунд какое-нибудь не понравившееся письмо оказывалось вскрытым.
– За несколько секунд, – сказал Эндрю Дойл, – можно все сделать и не оставить следов. Я очень расширил свои познания под руководством миссис Хескет.
Она совершенно правильно рассудила, что если я жива, то нахожусь в каком-нибудь частном заведении в Англии или за границей, куда необходимо регулярно посылать чеки. Наконец-то, когда шла уже шестая неделя, мальчик принес нужное письмо, адресованное доктору Реджинальду Торнтону в больницу для душевнобольных в Йоркшире. Внутри был чек на пятнадцать фунтов десять шиллингов для доктора Реджинальда Торнтона и больше ничего.
– Это случилось три дня назад, – продолжал Эндрю Дойл. – Ничего особенного мы об этой больнице не нашли, разве что сэр Джон Теннант уже много лет оплачивает там место. – Он сжал зубы. – Наверно, он уже не раз использовал его или предполагал его использовать. Разве можно знать что-нибудь наверно, когда речь идет об этом человеке?
Миссис Хескет вздохнула за моей спиной:
– Ваш мистер Дойл и один помчался бы в Йоркшир, но мне показалось разумным прихватить с собой двух телохранителей, и мы все вместе приехали вчера в деревню Дорнингтон. Через несколько часов мы уже знали, кто работает в больнице из деревенских девушек, к тому же у нас был один из рисунков Тоби Кента, и нам сказали, что вас держат в больнице под именем мисс Смит, а девушка, которая убирает вашу комнату, – Стелла, дочь сапожника.
– Сегодня утром она не вышла на работу, – продолжил Эндрю Дойл. – Миссис Хескет уговорила ее не ходить, потому что мы не хотели, чтобы она предупредила Торнтона о наших расспросах. Остальное вам известно.
Я кивнула, чувствуя, что еще немного, и засну, потому что первое волнение и возбуждение схлынули с меня. Миссис Хескет отложила расческу и стала заплетать мне косу.
– Сейчас я не придумаю ничего лучше, дорогая, – сказала она. – Дня через два вы их вымоете, когда почувствуете себя посильнее.
– Спасибо, миссис Хескет, вы очень-добры. – Тут мне в голову пришла неожиданная мысль. – Как вы думаете?.. Нельзя ли мне снять комнату подешевле, где я могла бы отдохнуть? Я хочу сказать, что не могу возвращаться к мистеру Райдеру... да и, если я не позволю ему меня использовать, он меня все равно не станет держать.
Вы знаете, я очень благодарна мисс Джейн, и я ей напишу, но туда я не пойду. Наверно, маленькую комнатку снять можно. У меня есть немножко денег, недели на две хватит...
Эндрю Дойл ласково встряхнул меня:
– Ханна, перестаньте болтать чепуху. Вы поселитесь в доме, где за вами будут ухаживать, возле Грин-парка. Миссис Хескет будет навещать вас, когда сможет, и я тоже, пока не уеду в Мексику.
– Но, мистер Дойл, кто будет платить за это? – спросила я, немедленно огорчившись, и в голове у меня помутилось, что неудивительно после всего пережитого. – Кто оплатил коттедж, который снимала миссис Хескет, и двух боксеров, и все остальное?
Он улыбнулся:
– Ваш обожатель.
– Обожатель? Но у меня нет... О нет, вы не должны так говорить.
Голос у меня дрогнул.
– Ладно, я не буду, – сказал он, – но и вы больше не спрашивайте, кто платит за то, за это.
У меня не было сил спорить с ним. Миссис Хескет кончила заплетать косу и помогла мне лечь.
– Хорошо, мистер Дойл, – согласилась я, пытаясь изобразить улыбку. – Я не буду спрашивать. Я так благодарна вам обоим. Спасибо и еще раз спасибо.
Все остальное я помню как во сне. Большую часть путешествия я спала, а остальное время дремала. Потом я смутно вспоминаю кресло, экипаж, Эндрю Дойла, державшего меня в своих объятиях.
Потом дом. Прохладная комната. Бородатое лицо со стетоскопом на шее. Голоса. Миссис Хескет отвечает на вопросы. Другое лицо, ясное и милое, в сестринской повязке. И я как провалилась в долгий спокойный сон.
Глава 15
Потом я узнала, что, когда миссис Хескет пришла навестить меня на другой день, я спала, зато через день я проснулась и почувствовала, будто заново родилась на свет. Меня вымыли в ванне, волосы тоже вымыли и полоскали и расчесывали до тех пор, пока они не стали мягкими и шелковистыми. Я стояла у окна и почти десять минут смотрела на Грин-парк, совсем не чувствуя усталости.
Еда показалась мне на редкость вкусной, и подали ее так, что просто невозможно было не съесть все до крошки. Аппетит вернулся ко мне, круги под глазами начали исчезать, и доктор Салливан удивился, как быстро я набирала силы. Я сидела в кровати и читала книжку, когда сестра привела миссис Хескет, выглядевшую весьма элегантно в темно-красном костюме и соломенной шляпке. Она наклонилась поцеловать меня, а я крепко обняла ее и опять стала благодарить за все, что она для меня сделала.