бы не совершил такого подвига.
– Кот, а вдруг бледные нас найдут?..
– Все нормально. Иди сюда! Я тебе дублированную линию сделаю…
– Наш лаз – это дверь… Ее точно заклинило? У нас от них уже десять предупреждений…
– Их число не ограничено.
– Кот, моя двоюродная тетка здесь сгинула недавно – это они ее…
– Наверное, она просто в воронку залезла и облучилась. Почти весь центр Штрауба – заражен.
Приятно – она за меня волнуется… Но нас уже не раз ловили – бледные за всем здесь
присматривают, а за нами – особенно. Крысам они доверяют, а нам… Раз уж мы с крысами, ничего
с нами не сделают. А что она про тетку сказала?.. А вдруг?.. Шерсть дыбится на позвоночнике…
Из-за этого я уже чуть не лишился уважения Айнера… Он даже пытался меня утопить – не со зла,
конечно. Просто он считает, что от страха смерти избавляет только смерть. У людей, может, и так –
они умеют возвращать жизнь даже мертвым, но у нас по-другому. Что у котов девять жизней –
13
предрассудок. У нас все не как у людей. И стараньями Айнера, я не стал меньше бояться ни смерти,
ни воды – только стал больше бояться самого Айнера… Он прав только в том, что от страха смерти
котов избавляет только сама смерть. Да и то я в этом не уверен, но проверять не собираюсь.
Все готово? Крыса села рядом со мной и смотрит… Ну а дальше что? Теперь я должен запись
запросить… А как?
– Прием! Прием! Слушаю вас! Отвечайте!
Ничего… Но меня отметили, компьютер настроил передачу на мой фон… Я, получается, имею
доступ к записям… Все должно работать. А что тогда не так? Может, память пострадала?
– Крысы… Я читать не умею…
Когда их много, я с ними в ментальный контакт вступить не могу, – их общая связь для моей
головы невыносима, в их ментальном фоне слишком много помех. Мы с ними общаемся в
основном… Крыса стучит по столу лапой… Но я еще не выучил этот язык стуков достаточно
хорошо…
– Оставьте передатчика – я не понимаю.
Крысы разбредаются, выходят из радиуса восприятия передатчика, оставляя его одного…
Далеко им убегать приходится… Но теперь через мысли передатчика не проходят сигналы связи
всех других крыс.
– Загрузи память Героя Великой Победы, Почетного Штурмовика Подземного Штурмового
Отряда, Славного Разведчика, Спутника и Соратника Героя…
– Крыса, ты про Герфа?
– Да.
Не любят они, когда я их перебиваю, – это еще заслужить надо… Герф – боец Айнера. Мы его с
почетом погребли в Шаттенберге… вместе с остальными. А его сломанный ошейник здесь… Но
починить его крысы не могут – его память только в этом компьютере осталась… Если честно, мне в
его память попасть как-то… Нет, не страшно. Я отважный хищник.
– Загрузи первую запись отчета бойца N2-8090.
Получилось? Да!
Запись№3 00 00 000 00:00
01. 04. 205 год Новой Техно-Эры 02:30
Лесовский еще раз просветил тоннель – лишь расколотый блок-отражатель остановил белый
свет в километре отсюда: там темной горой свалены обломки корпусов “разрушителей”. Он снял
шлем и, опершись на излучатель, неловко опустился на седло сбитой “стрелы”, вспоровшей при
падении коридор черной прямой.
– Чисто, Герф.
Не смог даже кивнуть ему в ответ – шею от перенапряжения свело. Доложил взводному
командиру, что сектор проверен, и руки сразу начали дрожать. Боль еще звенит в ушах – будто мои
предплечья до сих пор располосованы теми остриями… Но от осколочных ранений и следа не
осталось – это только память о той боли. И еще о другой… Чертовы штуковины эти регенераторы
тканей – как не обезболивай (допустимыми средствами), каждый раз мучают хуже ран. Еще десять
минут назад я этой боли не замечал, но сейчас, когда зачистка завершена…
Я остановился посреди лужи моей крови – она уже подсохла и загустела, но все еще липнет.
Как только я дезактивировал шлем, запахло палеными волосами и обгоревшей кожей, но этот
тошнотворный запах почти не ощутим за раскаленным маревом расплавленных перекрытий. Я
ухватил сержанта за руки и попытался поднять – его словно держит что-то… Заливший его сплав
застыл – спаял с панелями пола и осколками шлема оплавленные волосы и погасшие погоны…
– Влад, давай помогай! Сплав застыл!
– Резак активируй.
Черт… Я просто упал на колени рядом с сержантом – от моих усилий его плечо хрустнуло,