Вошедшая в сопровождении весьма своеобразного конвоя – Кадмы и Ян Лин, все еще преображенных в Стражниц (Надо сказать, волшебное преображение превращало в красавиц женщин любого возраста…) – Нерисса обвела зал насмешливым взглядом и процитировала:
«Ты бог лжецов, ты лжец лжецов,
Сегодня асы суд вершат.
И не разбить твоих оков –
Пусть с твоих губ и брызжет яд»*
Оракул молча посмотрел на Фобоса. Потом снова на бывшую Хранительницу.
– Нерисса, – напряженно произнес он. – приговор за первое твое преступление был исполнен в полной мере…
– Это типа «на свободу с чистой совестью»? – скривилась волшебница. – Так моя совесть и так чище некуда – я ей ни разу даже не пользовалась!
– Так же, как и первое твое нападение на Обитель, – монотонно продолжал Оракул. – ты сполна расплатилась за свои грехи, если ты поклянешься более не вредить Кондракару и Стражницам, нам нечего более представить тебе в вину.
– Сдается мне, я расплатилась сполна за чьи-то еще грехи, – напомнила Нерисса. – и никто не убедит меня в том, что теперь не настала Ваша очередь за них отвечать, мудрейший! Я поклялась! Можете уничтожить и заточить меня еще тысячу раз, вы знаете, что я вернусь, что я всегда буду возвращаться – пока, однажды, удача от вас не отвернется. Тогда Кондракар падет и само воспоминание о нем будет стерто с полотна миров! И, – короткий взгляд в сторону Фобоса. – союзники мне не нужны. Мне казалось, наши цели совпадают, но принуждать кого-то я не намерена.
– Зато я, как правило, исключительно этим и занят, – в задумчивости князь полуприкрыл глаза темно-серыми ресницами. – и не перестаю убеждаться, что некоторым исключительно на пользу, когда их тиранят. Не так давно прочел в одной книге, что у каждого человека есть своя узда – никто не избежит ее. Просто у одних она внутренняя, у других – внешняя. Свою внутреннюю узду ты порвала уже очень давно.
– Не думаю, дорогой князь, что у Вас вышло бы набросить на меня новую, – вишневые губы волшебницы едва заметно скривились. Фобос пожал плечами.
– Она уже наброшена. За тобой одно желание – ты сама согласилась на любую оплату.
– И ты истратишь его на то, чтобы защитить Кондракар? Или ты МЕНЯ защищаешь – от себя самой? Принцип смирительной рубашки! Как говорят все родители и палачи – «учти, я это делаю для твоего же блага»! Такие как ты ведь лучше всех знают, что для всех лучше, верно? – Нерисса обхватила себя за плечи дрожащими руками.
Элион закусила губу. Дилемма… Можно ли заставить забыть о мести, когда только она и осталась? Отобрать у кого-то последний смысл, даже если смысл этот в том, чтобы биться, как бабочка о стекло фонаря, неустанно, не замечая боли стремиться к своей цели… к своему концу, потому что конечная цель – огонек за стеклом – это смерть. Многие так его и не достигают, сдавшись и погибнув гораздо раньше, но разве есть смысл в том, чтобы пробиться к своей цели – и погибнуть все равно? Как правило, стоило брату начать рассуждения на этот счет, Элион всегда горячо ему возражала, говорила, что свобода – неотъемлемое право каждого и что каждый сам вправе выбирать, независимо от того, каким этот выбор покажется окружающим. В том числе и выбор конечной своей цели – хоть это так чуждо и непонятно ей самой… Нерисса не в силах простить – гаан побери, Элион отнюдь не была уверена, что сама бы это сумела на месте бывшей Хранительницы. Ее тоже предавали. Предавали жестоко и больно, но все это в сравнении казалось просто детскими обидками. Фобос не знал и не понимал, что такое «надежда». Нерисса – знала. Правда ее надежда ощущалась не золотистым солнечным зайчиком, а бурлящей в вулкане лавой, готовой затопить все вокруг живым огнем.
– Что же, – перестав, наконец, мерно раскачиваться, волшебница шагнула к Фобосу, вцепившись скрюченными пальцами в черный шелк его туники, чуть снизу вверх глядя казавшимися сейчас скорее лиловыми, чем синими глазами. – узда действительно наброшена. И ее конец в твоих руках. Поступай как знаешь – и будь ты проклят!
– Что-то в этом роде я слушал тринадцать лет подряд, – с едва заметной улыбкой заметил князь, положив ладони ей на виски.
Он слышал. Фобоса в Меридиане возненавидели лютой ненавистью все, кто вообще был способен на какие-либо чувства, однако королевство пережило эти тринадцать черных лет, оставшись королевством, а не развалинами, на которых бесчинствовали бы в бесконечной грызне сотни полудиких племен, на которые рассыпался бы Меридиан, не сожми его кто-нибудь в железном кулаке. Теперь и Нерисса возненавидит за то, что ей не позволили и дальше разбиваться о стекло, в безумстве единого стремления к своему концу.
Наверное, Элион жалела бы брата. Его это привело бы в бешенство, но она вряд ли сумела бы справиться со столь унижающим чувством. Все было бы так… Если бы самому Фобосу хоть на крупинку было до всего этого дело!
– Мы уходим, – тихо произнес князь, ни к кому конкретно не обращаясь.
Эндарно вскинул копье.
– Я ни на грош вам обоим не верю! – заорал он, игнорируя предостерегающий знак Оракула. – Имей в виду, Фобос, если ты только…
– Достаточно, Энди, не продолжай, – по тонким губам князя скользнула усмешка. – во всех дешевых фильмах с такой патетической тирады и начинается мордобой. Не в твоих силах отпустить меня без этого, – черный меч на мгновение материализовался в руке Фобоса и тут же растворился. – тогда попытайся ударить в спину, благородный воин!
Развернув за плечи стоящую с закрытыми глазами, практически уткнувшись лбом в его шею, Нериссу – та неожиданно легко, как лунатик, подчинилась – князь демонстративно, словно бы подтверждая приглашение, отвернулся от Стража Башни. Исчезнуть он вполне мог бы из любой позиции… И материализовать меч снова было делом доли мгновения… Судя по безумным глазам и вздувшимся жилкам на висках и шее Эндарно, его голову как раз посещали те же мысли. Фобос знал натуру Эндарно не менее глубоко, чем тот – его. И не мог не знать, что удар в спину, с точки зрения действительно благородного воина – это крест на чувстве собственной чести, моральной гибкостью Страж Башни не отличался. А тот знал, что князь не нападет из такой позиции первым. Ведь, если до боя так и не дойдет – победителем по умолчанию останется все равно Фобос, от которого Эндарно заставит себя проглотить все пережитые оскорбления. Куда ни кинь – незамаранным уже не остаться…
– Будь ты проклят! – повторил Страж Башни недавние слова Нериссы, бросая копье Одина в Фобоса с таким видом, словно стрелял себе в висок.
– Эндарно, его нельзя так использовать! – как всегда, пусть на долю мгновения, но неизбежно запоздав с предостережением, воскликнул Оракул, когда копье золотистой молнией уже выскользнуло из пальцев его старинного друга. Когда выбор уже был сделан.
Фобос не шевельнулся. Пальцем не повел, чтобы вновь создать в ладони черный меч Разрушения, чтобы блокировать удар, не попытался уйти с траектории полета копья – хотя той доли секунды ему вполне хватило бы и на то и на другое. В какой-то миг до Элион дошло, что он НЕ СОБИРАЕТСЯ этого делать – обычно соображать в доли секунды отнюдь не входило в список – не слишком-то длинный – ее талантов. Но время явно замедлилось, став густым и тягучим, как мед, при желании сейчас можно было бы отсчитывать даже не мгновения – их тысячные доли. Окружающие, словно мухи в этом застывающем меду, едва шевелились, только золотой росчерк копья не полз, а все равно летел. Элион рванулась вперед, не веря, что успеет даже коснуться этой идеально прямой молнии, а если и сумеет – брошенное с такой силой, копье даже не замедлит полета, мимоходом сбив ее с ног и протянув немного за собой… Зажмурившись, девочка сомкнула пальцы, ожидая, что они встретят пустоту…
– Элион!
Порой, когда ожиданиям не суждено оправдаться, это отчего-то отнюдь не огорчает. Ожидаемого рывка, способного вывернуть руку из плечевого сустава, тоже почему-то не последовало, теплая деревянная рукоять легко улеглась в ладонь, совсем не привычную к какому бы то ни было оружию. Даже слишком тяжелым копье не оказалось – на вид оно выглядело куда массивнее.