Нерисса с детства любила грозу. Еще даже не став Стражницей и не обретя волшебного дара повелевать молниями, словно богиня войны из какого-то древнего языческого пантеона, девочка была очарована их силой и красотой. Стоило над городком, где она жила с родителями, разразиться грозе, маленькая Нерисса выбегала на улицу, подставляя лицо хлещущему ливню, и любовалась всполохами небесного огня, доводя едва ли не до истерики маму, жутко боявшуюся грозы, и каждый раз после такого «празднества души» дня на три сваливаясь с простудой – стоять часами под дождем ни для кого не проходило даром. Но оно того стоило. Больше всего Нерисса любила, когда молния на мгновение ослепляла, и перед глазами всплывал ее «негатив» – черный всполох на светлом до сияния фоне.
Открыв глаза, волшебница не без удивления и даже некоторого разочарования обнаружила отсутствие как барабанящего по коже дождя, так и молний. Вверху был высокий серебристо-серый потолок. Следующим, на что обратила внимание Нерисса, было то, что лежать на довольно холодном мраморном полу не слишком-то удобно, а после на этот самый пол падения слегка побаливают ушибленные плечо и затылок. Оказывается, она успела отвыкнуть от некоторых неудобств, создаваемых физическим телом.
– Вам помочь? – любезно поинтересовался непонятно откуда взявшийся в лаборатории длинноволосый блондин в стильном, хоть и по какой-то незнакомой моде, одеянии. Живое (особенно по контрасту со строящим из себя ледяного сфинкса Фобосом) лицо юноши с правильными классическими чертами, с точки зрения Нериссы, было скорее смазливо, чем по-настоящему красиво, но многим как раз такие вот нравятся.
Проигнорировав любезно поданную руку, волшебница тяжело приподнялась, оглядывая себя со всех сторон, словно в магазине одежды. Платье особого внимания не стоило – белая туника с серебристым шитьем, то же самое, что было и на Галатее. Шептунье-то, с ее орехово-смуглой кожей и светлыми, как лен, волосами, оно и подходило, а для Нериссы, которая, напротив, была брюнеткой с жемчужно-белой кожей, казалось чересчур пресным. Но все остальное ее, в общем-то, устраивало. Блондинчик, слегка огорчившийся, что на его персону обращают так мало внимания, продемонстрировал неплохой опыт выслуживания, сотворив перед Нериссой высокое зеркало, прежде чем она успела не то, что потребовать, а даже подумать об этом. Волшебница была точной копией самой себя в восемнадцать лет, до того, как оказалась заключенной в каменный саркофаг.
– Думаю, Вам будет нужна другая одежда, леди.
– Ты Седрик?
– К сожалению, мы не были представлены друг другу должным образом… разве Вы меня знаете?
– Лорд, а ведешь себя, как лакей, – устало отмахнулась Нерисса. Хотя, если подумать, блондинчик был абсолютно прав. – м-да… Вилл тебя несколько иначе воспринимает. Ты ей снился пару раз.
– Странно.
– Ага. На месте ее матери я бы никогда не разрешила девчонке с такой ист… хм, чувствительной психикой смотреть по вечерам «Анаконду».
Седрик изящно хлопнул выразительными глазами редкой голубизны и, подрастеряв свои светские манеры, едва не по стенке сполз от смеха. Видимо, привык, что девушки видят его в снах несколько иного характера…
Князь молча стоял чуть поодаль, все так же скрестив руки и с задумчивым видом наблюдая за развитием эксперимента.
– Это ведь не обязывает меня служить тебе?
– Нет. Это… твое тело создано по тому же принципу, что и Шептуны, но твоя душа сделала его человеческим в полной мере. У Калеба было гораздо меньше… а впрочем, это не важно. Дело в том, что что-то пошло не так, я пытаюсь разобраться, в чем дело.
Нерисса не стала уточнять, каким образом он это «пытается» стоя тут столбом. Похоже, вся симуляция бурной деятельности ложилась в этом замке не плечи лорда-змееоборотня, а опальный принц предпочитал лишний раз не шевелиться.
– Что именно пошло не так?
– Слишком большая часть энергии оказалась утеряна при обмене, – неохотно признался Фобос. – со мной такого еще не бывало. На самом деле я не слишком сильный маг, поэтому эффективность колдовства напрямую зависит от точной и экономной работы с энергией. Конечно, этот ритуал был экспериментальным, но в мои расчеты, похоже, вкрался какой-то неучтенный фактор, вот я и пытаюсь понять.
Вот что он, оказывается, делает – анализирует эти свои расчеты. Без бумажки, без записей… внушает, однако, уважение. Ну надо же, «не слишком сильный маг», а Нерисса-то полагала, что претенденты на мировое господство поголовно либо просто великие, либо супер-пупер великие, либо офигенно великие!
С ее точки зрения все прошло именно так, как и планировалось. Но, если Фобосу нравится скрупулезно, словно обнаруживший мелкую недостачу бухгалтер, выяснять, куда же «уплыла» часть магической энергии – пусть развлекается.
– А как на счет моих магических способностей?
Это было самым сомнительным пунктом эксперимента. Никто не способен дать больше, чем есть у него самого, а силы именно волшебника – изрядно отличающейся от колдовской – у князя не было. Нерисса отчасти рассчитывала на свою связь с Вилл, у которой необходимо было черпнуть часть способностей. Если повезет, девчонка и этого не должна была заметить – уровень сил волшебниц постоянно колебался в зависимости от множества факторов.
– Все должно было получиться так, как было задумано. Хоть часть энергии и исчезла, на проведение ритуала ее должно было хватить.
Слишком много «должно» – в особенности для предпочитающего категоричность в любых высказываниях Фобоса. Нериссу это кольнуло смутным беспокойством, однако проверить был только один способ: создав на ладони небольшую шаровую молнию, волшебница метнула ее под потолок. Возмущенный порчей хозяйского имущества вопль Седрика прозвучал одновременно с ее собственным криком – криком испуга и невыносимой боли, который Нерисса словно бы услышала со стороны еще до того, как почувствовать и эту боль, и испуг. И уж гораздо раньше, чем поняла, что происходит…
Зеркало все еще стояло перед ней. Зеркало, любезно демонстрирующее, как седеют и обвисают унылой желтовато-серой паклей роскошные кудри цвета воронова крыла, черты лица становятся резкими и грубыми, полные губы вытягиваются в узкую, злую щель, а жемчужно сияющая кожа темнеет, покрываясь сетью глубоких жестких морщин… На половине головы, лица, да и всего тела – белое платье Галатеи было достаточно открытым, чтобы заметить это. Половина лица и тела волшебницы теперь принадлежало древней высохшей, словно мумия, старухе, а вторая половина – оставалась юной и, то ли по контрасту, то ли перетянув на себя двойную дозу красоты, кажется даже, засияла еще ярче. Крик перешел в хриплый стон, Нерисса попыталась бессильно осесть на пол, но князь – почему-то сам, не перепоручив, как обычно, своему дрессированному змеенышу, подхватил ее за плечи.