— Да, сэр, — одобрил я. — Еще одна причина, чтобы ускорить временный романс.
Мак молчал какое-то время.
— Поскольку Кроче уже тебя заметил, теперь, кажется, нет никакой причины для любительских театральных спектаклей.
— Нам надо сделать какие-то правдоподобные поступки, чтобы выманить Кроче из города и схватить, — сказал я. — Я не знаю Новый Орлеан так ли уж хорош, что в что-то угрожало ему; я бы закончил это дело не в баре. А этот Кроче поступает довольно смешно и назойливо, будто действительно хочет привлечь к себе внимание. А что, если он прикрывает кого-то, кто будет исполнять грязную работу, а этот громила, горлопан Кроче — только ширма?
— В этом случае другой агент может быть предупрежден Кроче. Твое актерство с доктором Мариасси не обманет его. И мы не заинтересованы в выявлении второго агента. Все, что нам нужно — это один человек, который может обо всем рассказать. Один человек может нас вывести на Тоссинга.
— Бог знает, — заметил я, — что я не стремлюсь напиться и профлиртовать жизнь в компании этой одетой в твидовый костюм интеллектуалки, сэр, и состоять с нею в браке, пусть даже фиктивном. Но пока я точно не узнаю какова расстановка сил, я буду придерживаться первоначального плана с незначительными изменениями. Может этим я смогу кого-то одурачить, кто знает?
— Возможно, ты прав, — уступил Мак. — Задней мыслью — нам было бы неразумно торопливо отказываться от прикрытия Мариасси, в особенности, когда противная сторона действует так необдуманно. Хорошо, я... — он помедлил. Я услышал, как у него наверху зазвонил телефон в тысяче пятистах милях к северо-востоку от моего местонахождения. — Секунду подожди. Возможно это звонок, которого мы ждем.
Я сел на кровать. Смотрел в стену. И представил себе тщедушную, оскорбленную, взлохмаченную девчонку лежащую лицом вниз на помятой кровати в комнате после погрома. Затем я представил себе горящую машину, тело, покрытое простыней и сиротливо лежащую на дороге комнатную туфельку. Я слышал, как Мак снял трубку телефона. Когда он говорил, в его голосе слышалась торопливость.
— Эрик?
— Да, сэр.
— Мы не можем созвониться с доктором Мариасси. Она под каким-то предлогом заперлась и приказала портье не тревожить ее. Невозможно было выяснить, не привлекая внимания, по отданному приказу, кому принадлежал голос — мужчине или женщине.
— О! Боже! — воскликнул я. — Мне следовало пойти прямо к ней. К дьяволу все это актерство, надо действовать.
Глава 8
Комната Оливии Мариасси находилась на третьем этаже, двумя этажами ниже моей. Я спустился по лестнице. Казалось никого не заинтересовало, куда я направляюсь. Никаких подозрительных личностей в коридоре и напротив триста десятого номера. У меня было чувство, что путь свободен и я не стал медлить, чтобы удостовериться в этом. Я прямо подошел к двери и постучал.
Женский голос быстро спросил:
— Кто там?
Я с радостью выдохнул. Полагаю, что я тогда сильно волновался. После минутной радости, я почувствовал разочарование. Наш не интересный ученый был все еще жив, и судя по тому, как спокойно и безоблачно был задан вопрос, но явно она ожидала, что я прокричу свое имя и состояние дел сквозь двери; но что за дьявольская мысль была предупредить портье, чтобы ее не вызывали к телефону?
— Пароль, — я сказал мягко, — палуба, как на авианосце.
— О!
Последовала короткая пауза, затем дверь открылась. Появилась она; в своем неизменном твидовом костюме. Единственное, что соответствовало такому позднему часу, была не застегнутая пуговица на ее жакете. Она ее тут же застегнула. Даже обувь была надета на ней, хотя ставлю пари, что они не были минутой раньше. Ни одна женщина, насколько бы интеллектуальна и воспитана не была, не станет сидеть и читать поздно ночью надев туфли на высоком каблуке.
Именно этим она и занималась: она читала. Торшер освещал стоявшее в углу огромное кресло. В руках она держала толстую книгу, прижав указательный палец к прочитанной ею строке. Я заметил название книги: "Алгебра бесконечности" — бог знает, что бы это могло значить.
Стоя у дверей и глядя на меня, она выглядела, как некрасивая старая дева — библиотекарь, строго вопрошающая у меня, почему я не могу взять в привычку возвращать книги во время.
— У вас все в порядке? — спросил я, глядя ей в лицо. — Вы здесь одна?
Вначале она выглядела испуганной, затем возмутилась.
— Одна? Конечно я одна! Что вы имели в виду?
Я расслабился. Вполне явствовало из ее поведения, что никто не держал ее на прицеле, спрятавшись в углу и диктуя ей, что сказать.
Я скользнул вглубь мимо нее. Комната была пуста. Пусты были туалет и ванная. Я вернулся к ней и крепко запер входную дверь.
— Говорите, — сказал я, — что это за идея появилась у вас, доктор?
— Я вас не понимаю.
— Я имею ввиду телефон. Мы пытались до вас дозвониться. Напрасно. Кто-то сказал портье, что вы не хотите, чтоб вас беспокоили. Естественно, зная что в таких обстоятельствах — в особенности после сцены в баре — вы преспокойненько изолировали себя от нас, а вам бы следовало ждать моего звонка, мы оба в какой-то мере заинтересованы.