— Вы, должно быть, Доусон, — сказала она, положив руку на грудь.
— Так точно, мэм, — улыбнулся тот. — Я пришёл к Бетани.
Миссис Вильямс ответить не успела. По ступенькам застучали каблуки, и вот она, Бетани. С лёгким удивлением во взгляде она обогнула мать, схватила Доусона за ладонь и втянула внутрь.
— Мам, это Доусон. Доусон, это моя мама.
Бровь последней изогнулась в недоумении.
— Обычно ты не так гостей представляешь.
— Какой кошмар, — съязвила девушка, пытаясь подтащить его к лестнице.
Из, по всей видимости, гостиной нерешительно выступил мужчина с пультом в руках.
— Эмм…
— Это мой папа. Маленькая зад… мм, Филип прикорнул ненадолго, — из-за спины отца девушки виднелась худощавая мужская фигура. Доусон не сразу опознал доктора, хотя не раз встречался с ним в городе. — А это дядя.
Доусон помахал им.
— Очень прия…
— Мы идём наверх, — начав подниматься, она одарила его пронзительным взглядом.
— Дверь не закрывай! — крикнула снизу мать девушки.
— Ох, мам, — щёки Бетани враз стали красными. — Это совсем не то, о чем ты думаешь.
Черт, побери. Он хотел, чтобы это было именно то. Ее мать снова повторила приказ, и Бетани потащила его по коридору.
— Пожалуйста, прости. Мама думает, что если в моей комнате мальчик, то это сразу нечто определённое, — она отпустила его руку, пока открывала дверь. — Это так… смущает.
— И что, много в твоей спальне парней бывает? — войдя внутрь, Доусон изучил обстановку. Ничего особенного, вроде, все, как и всегда — за исключением мольберта, стоящего прямо напротив окна. От ноутбука доносилась тихая мелодия.
Она рассмеялась, вновь очутившись в его поле зрения.
— О, несомненно. Здесь вообще проходной двор.
Он вскинул брови. То ли шутит, то ли нет… трудно было сказать.
Его выражение лица привело к очередной вспышке смеха. Ему нравилось это… нравилось, что она любит смеяться.
— Шучу! На самом деле, первопроходец здесь именно ты, — она опустилась на кровать и похлопала рядом с собой.
Прилив собственничества тяжело поразил его, игнорируя его, он сел возле нее и отклонился назад, наблюдая за ней из-за прикрытых глаз.
— Ну, ты все еще новенький. Если ты не торопишься, я надеюсь, что буду первым парнем.
Положив ногу на ногу, она повернулась к нему.
— Кажется, кто-то был в о-очень многих девичьих спальнях.
Он пожал плечом.
— А ну-ка колись, — прищурилась она. — За такой внешностью, как у тебя, девицы штабелями должны бегать. И драться за право затащить тебя к себе.
— И дальше что? Я-то с тобой, кажется, — он дотронулся до края её штанины.
— Со мной… — нахмурилась она. — Только непонятно, с чего бы.
Доусон уставился на неё, будто впервые увидел. А потом расхохотался в голос. Она серьёзно?! Не знает о том, какая она прехорошенькая и как её смех воздействует на людей?..
— Смеёшься, значит? — она стала ещё более угрюмой.
— Ага, — он резко сел, сделав это в разы быстрее, чем надо бы, и взял её за руку.
— Вот не надо изображать удивление от того, что я здесь. С тех пор, как ты появилась, я был твоим хвостиком.
Бет взглянула на захваченную ладонь. Спустя пару секунд её напряжённость стала исчезать.
— Я знаю, что не уродина, но ты… ты…
— Что "я"? — он ухмыльнулся.
Она покраснела, в то время как его улыбка сделалась всё шире. Девушка выдернула руку, хотя он и сомневался, что она этого хотела.
— Ты прекрасно знаешь, кто ты и что ты, — она раздражённо потянулась за большой папкой. На поверку это оказался старый фотоальбом. — Я наткнулась на него недавно. Не хочешь взглянуть?
— Всё, что ты пожелаешь, — он откинулся назад, опираясь на локти.
Длинные ресницы её взметнулись, и их глаза встретились. Он почувствовал, словно его ударили под дых со всей силы. Хотя… нет, не то. Каждый раз, когда он покидал смертную оболочку и принимал свой настоящий вид, он словно ощущал на своей шкуре всю мощь электрического разряда.
Примерно это же случалось, когда на него смотрела Бетани.
Больше всего на свете он хотел бы знать, что происходит в этой её прелестной головке. Отчего её глаза темнеют так, что порою невозможно отличить радужку от зрачка? Неужели она тоже это чувствует?.. Боги, если он в чём-то ошибается насчёт неё, им обоим придётся весьма неловко впоследствии.