Он просто выглядел по-другому.
Бетани медленно придвинулась ближе, осторожно, чтобы не тревожить его.
— Можно мне дотронуться до тебя еще больше?
После паузы он кивнул.
Тогда ее осенило.
— Ты не можешь разговаривать со мной в этой форме, да?
Доусон покачал головой.
— Это грустно, — но потом она положила руку туда, где, как она предполагала, находилась его грудь, и его свет запульсировал. В комнате раздался отчетливый треск, похожий на продувку сокета. Гул прокатился по ее руке, напомнив толчки газонокосилки.
Ее рука соскользнула вниз, и свет стал еще более сильным. Она начала улыбаться, но потом осознала, что лапает его, и, ну, это было неловко. Оттянув руку назад, она надеялась, что он не заметил ее румянца.
Доусон опустил руку, и свет потускнел. Как и прежде, он исчез и принял форму, которая была ей знакома, джинсы и все остальное.
— Эй, — сказал он.
— Красиво, — выпалила она. — Ты красивый.
Его глаза расширились, и она почувствовала себя какой-то идиоткой.
— Я имею в виду, что ты не являешься чем-то… плохим.
— Спасибо.
Она кивнул.
— Со мной твой секрет в безопасности. Обещаю. Тебе не о чем беспокоиться.
— Тогда, ты в порядке?
— Все в порядке, — прошептала она, все еще на седьмом небе от красоты его истиной формы.
— Хорошо, — он улыбнулся, но, когда он встал, пробежав рукой по своему бедру, это прозвучало фальшиво. — Ты не можешь себе представить, как я благодарен тебе за понимание, и я не волнуюсь, я тоже понимаю.
Она нахмурилась.
— Понял что?
— Что ты не хочешь меня видеть больше… как сейчас, — последовала пауза, он вздрогнул. — Я знаю, ты, вероятно, ненавидишь меня за то, что я притворяюсь человеком и за то, что после всего поцеловал тебя. Это было не правильно и, вероятно, вызывает у тебя отвращение. После того, как след исчезнет, я оставлю тебя. Клянусь. Но сейчас мне нужно оставаться поблизости от тебя, просто из осторожности. Я не хочу, чтобы ты волновалась. Вероятность того, что Аэрум найдет тебя слабая.
— Стоп. Подожди, — Бетани встала, сердце вновь колотилось в ее груди. — Доусон, почему я должна испытывать отвращение или ненавидеть тебя?
Он мягко посмотрел на нее.
— Что? — она покачала головой.
— Я пришелец, — проговорил он медленно.
— Но ты все еще Доусон, верно? Я имею в виду, я поняла, что ты тот, кто ты есть, но ты все еще Доусон, — она сделала паузу, собирая все свое мужество, чтобы нанести удар. — Ты все еще парень, который мне нравится. И если… если я все еще нравлюсь тебе, то я не понимаю, в чем дело.
Он медлил, и она была почти уверена, что он перестал дышать. Она старалась не обращать на это внимание и не волноваться, потому что прямо сейчас это ничему не помогло бы…
Доусон посмотрел на нее.
А, может быть, она истолковала это неверно? И поцелуй тоже?
— Я имею в виду, если я все еще тебе нравлюсь? Я не знаю, каковы правила или…
Он пересек расстояние между ними так быстро, что она даже не видела, как он двигается. Только что она стояла там и болтала, а в следующую секунду уже находилась в его руках, его голова утонула в ее волосах. Сильные руки подрагивали вокруг нее.
Она обняла его за шею и держала. В горле образовался ком. Слезы жгли глаза. Вдруг она поняла, как невероятно одиноки они должны были быть, живя среди людей, но никогда по-настоящему не становясь их частью.
— Бетани, — пробормотал он, глубоко вдохнув. — Ты понятия не имеешь, что это… значит для меня.
Прижавшись ближе и вдыхая его свежий арома, т она крепче обняла его. Слов не было.
— Я думаю, — сказал он грубым голосом.
— О чем…?
— О тебе. Обо мне. О нас вместе. Ну, выходить вместе, быть вместе, — последовала пауза, а потом он рассмеялся. — Вау. Это, вероятно, была самая неубедительная попытка попросить тебя стать моей девушкой.
Сердце Бет ускорилось. Неубедительная или нет, она была в нескольких секундах от обморока.
— Ты хочешь быть моим парнем? — он кивнул, и она слегка задохнулась.
— Ну, в каком-то смысле, ты теперь должен быть со мной, — подняв голову, она усмехнулась ему. — Я знаю твою большую, грязную тайну.
Доусон рассмеялся, и глаза его засветились.
— О, шантаж, да?
Когда она кивнула, он наклонился, прижав свою голову к ее лбу.
— А если серьезно, я этого хочу — я хочу тебя, — неловкость, которая присутствовала чуть раньше, ушла из его голоса. Теперь он весь был намерением и целью.